Сергей Палий - Изнанка

— Он… он умер! — воскликнул Аракелян, отчаянно шлепая Всеволода по бороде. — Что же вы стоите? Человек же помер!

— Да не помер он, — хмуро сказал Павел Сергеевич, вытаскивая из зажатой руки «трупа» ополовиненный бурдюк. — Просто надрался в говнину.

— Вот зараза! — удивленно заломил брови Петровский. — И ведь как быстро успел! Стоило на минутку отвернуться…

— Алкаш, — подбил подполковник. — Более того, самый страшный подвид — спившийся интеллигент.

— Но он же очнется, правда? — трогая ямку на своем подбородке, спросил Аракелян.

— Профессор, ей-богу, вы как дитятко малое! — раздраженно сказал Таусонский. — Ну ведь вам сколько — лет пятьдесят, верно?

— Пятьдесят четыре…

— А ведете себя на неполные двенадцать.

— Простите… — Альберт Агабекович потер глаза и горбинку на переносице. — Я не очень хорошо себя чувствую — видно, капитально перегрелся… Не обращайте внимания.

— Забавно получается… — вздохнул Андрон. — Прошли все круги ада, добрались до цели. А цель нализалась в дым и спит.

— Алкоголики быстро пьянеют и быстро очухиваются, — авторитетно заметил подполковник. — Вот увидите, через часок-другой зашевелится. И похмелиться попытается. Главное, не упустить момент. Если еще хотя бы граммов сто зарядит — крышка. Снова вырубится.

— Дежурить возле него, что ль? — брезгливо поморщился Андрон.

— Да нет, — усмехнулся Таусонский, массируя мощную шею. — Поглядывать просто, чтоб до пойла не дотянулся.

Продрал глаза Всеволод, вопреки прогнозам гэбиста, гораздо раньше. Через полчаса. Он приподнялся и окинул мутным взором местность. Обнаружив, что не один, нахмурился и сел.

Говорить он пока не спешил. По всей видимости, принял гостей за порождения мозга, измученного белой горячкой. Пьянство оно и в эсе — пьянство.

— Ну как, череп бо-бо? — участливо спросил Павел Сергеевич, отпихивая ногой недопитый бурдюк.

Всеволод не ответил. Он проследил взглядом движение подпола и нахмурился пуще прежнего. Видимо, раньше глюки в его присутствии не поступали так фривольно и борзо.

— Всеволод… — подоспел на помощь Аракелян. — Скажите, Всеволод, какая последовательность импульсов асинхронного глюонного потока после третьей производной вашей формулы является ключевой?

— Чушь, — коротко ответил Всеволод через минуту. Подумал и добавил: — Бездарная и… и-иваук!.. ёпть… неблагозвучная.

Аракелян удовлетворенно кивнул.

— Вот видите, вы понимаете, что фраза не имеет смысла, — сказал он. — Значит, должны поверить, что мы реальны. Ведь ваше воображение не подбросило бы утку?

— Не уверен. Дайте выпить.

— Шиш, — включился в разговор Таусонский, демонстративно выливая содержимое очередного бурдюка на пол.

— Э-э… Эй, ты чего творишь, гадина?! — Всеволод попытался подняться на ноги, но его неудержимо повело в сторону. Если бы Андрон не оказался поблизости и не подхватил горе-изобретателя под мышки, он вписался бы в самогонную установку, словно горящий эсминец.

— Все, дружок, шутки кончились, — жестко сказал подполковник. — Мы сюда не для того ползли по пеклу, чтобы на твою морду пьяную смотреть. Побрился бы хоть, на человека не похож…

— Да что вам вообще от меня нужно, изуверы? — пискнул Всеволод, высвобождаясь из сильных рук Андрона. — Я живу, никому не мешаю… Чего пристали?

— А ты знаешь, что вокруг происходит? — рявкнул Павел Сергеевич. — Знаешь? Или уже ничего не соображаешь в своих алкогольных грезах?

Всеволод просительно поглядел на него. Подвигал бородой и спросил:

— Может, дашь похмелиться?

— Не дам.

— Сволочь! — Хозяин в сердцах топнул ногой. Застонал, уселся и заныл: — Ох, как в голову-то отдало… Впору хоть подохнуть…

— И подохнешь! — взбеленился Андрон. — А сам не подохнешь — эс поможет! Ребеночек твой заигравшийся!

Всеволод поднял на Петровского бусинки глаз.

— Молодой человек… Что ты знаешь про эс?..

— То, что скоро ему настанет пипец! Вопрос только в том, вместе со всеми нами или без. Ферштейн?

Создатель С-волн долго молчал, царапая взглядом по очереди всех гостей. Огромного Петровского с ужасным фингалом на пол лица, Таусонского в порванной, испачканной мазутом рубашке, Аракеляна, устало поглаживающего ссадину на лбу, сумрачного и задумчивого Рысцова. Они стояли перед ним и ждали. Каждый пришел за своими ответами и уже не уйдет без них обратно — слишком много осталось за плечами. Не развернуться.

Наконец Всеволод опустил глаза, вздохнул и пробубнил: