Михаил Белов - Улыбка Мицара

Он сидел, не шелохнувшись. Диагност шаг за шагом исследовал его организм. Последний раз Тарханов проверял себя полгода назад. Как и всякая умная машина, диагност был беспощаден в выводах — он нашел сотни нарушений в деятельности организма и предложил Тарханову лечь в анабиоз, чтобы затормозить разрушительный процесс. Тарханов, конечно же, не послушался.

Сегодня диагност что-то слишком долго изучал его. В душу Тарханова проникло легкое беспокойство. Неужели есть какие-то отклонения от нормы? Но ладно, главное в жизни он уже сделал. Ему, как Анану, пора превратиться в Пылинку Вселенной.

А диагност хорошо поставленным металлическим голосом заговорил четко:

— Ты совершенно здоров. В твоем мозгу исчезла усталость. Ты не болеешь лучевой болезнью. У тебя обновились наследственные клетки. Информация, которая хранится в моей памяти, свидетельствует, что ты был неизлечимо болен и тебе осталось жить сто шестьдесят три дня. А сейчас ты проживешь еще шестьдесят лет. Я никогда не ошибался.

Тарханов выключил машину.

В салоне, проходя мимо рояля, Тарханов не удержался и открыл крышку, робко и неуверенно взял аккорд, а затем, почувствовав прежнюю силу в пальцах, заиграл смелее.

— Отец! — воскликнул Артем, появляясь в дверях салона. Пятнадцать минут назад с Земли стартовал звездолет.

Тарханов резко оборвал музыку.

— Наконец-то! — прошептал он. — Я побуду немного один, Артем. Кстати, на чем ты прилетел?

— На автоплане по Д-Полю.

— А кто же тебе дает Поле?

— Мой робот.

Тарханов покачал головой, но промолчал.

— Завтра я даю звездолету Большое Поле Вселенной?

— Да, Артем.

Возгласы то утихали, то вспыхивали с новой силой. Лунь ступил на зеленый ковер дороги, ведущей к звездам.

Земля была объята радостью — глубокой, всенародной, безмерной. На площадях городов установили объемные телеэкраны. Море цветов на улицах, бульварах, в руках землян.

На трибунах звездодрома, откуда много лет назад поднимался «Уссури» во главе с командором Тархановым, — тысячи представителей Земли, Марса, Венеры и Олимпийской планеты. В Звездном зале — лучшие умы человечества. Оживленно беседуют Рауль Сантос и Ирма Соболева. Академик Соболев, заложив руки за спину, прохаживается мимо макета «Уссури». Академик Козырев в светлом костюме и белой открытой рубашке что-то говорит членам делегации, отправляющейся на Лорию.

Ровно в семь часов вечера двери Звездного зала распахнулись. Впереди шли Мадия Тарханова и Линда Чарльтон в белых парадных костюмах. Традиционный порядок следования — впереди командор, за ним другие — был нарушен. Что ж, вполне объяснимо. Этим подчеркивалось, что отныне женщинам открыта дорога к звездам.

Колонна остановилась перед трибуной Председателя Верховного Совета Планеты. Командор Игнат Лунь, сделав два шага вперед, доложил, что экипаж звездолета «Тарханов» готов выполнить задание Земли, и вернулся на свое место. Глаза его встретились с глазами Ирмы. Ирма чуть улыбнулась Луню, глазами она сказала: «Спасибо, Инг». Он вопросительно посмотрел на нее: «За что?» Она приложила правую руку к сердцу: «За то, что помог найти себя, найти свое сердце». Так понял Лунь этот жест. «Будь счастлива, Ирма», — хотелось сказать ему, но она, кажется, поняла его и приветственно подняла руку.

Звездолетчики вышли на Круг почета. Солнце садилось за дальними горами. Лучи его падали длинными стрелами на серебристый корабль. Белые машины медленно двигались перед трибунами и наконец остановились у Дороги славы.

— Прощайте, земляне, — сказал Лунь.

Десятки тысяч голосов почти одновременно крикнули:

— До скорой встречи, звездолетчики!

Седьмой час звездолет двигался в космосе по Большому Полю Вселенной. Через десять минут земляне должны появиться в районе Лории, в двадцати тысячах километров от точки на острове Главной обсерватории. Расчеты составлял электронный центр «Уссури», и он не мог ошибиться.

Тарханов смотрел на секундомер. Стрелки бежали плавно, как бы оставляя за собой невидимый след. За секунду звездолет пролетит… Страшно даже вообразить скорость, с какой земляне приближаются к Лории.

Тарханову, привыкшему к земным скоростям, пусть даже к субсветовым, трудно было представить дистанцию между секундой и вечностью. Он и не пытался этого сделать. У него будто все отнялось, замерло, оцепенело. Артем происходящее воспринимал проще: следил за пульсатором, переговаривалсл с роботом и только, пожалуй, смеялся чаще обычного, радуясь предстоящей встрече с землянами.