Александр Фролов - Гребень Дракона

Ранним январским утром я, в полном охотничьем снаряжении, покинул поселок и направился в сторону леса. Синоптики обещали на сегодня потепление – всего минус тридцать градусов по Цельсию. Для января в Заполярье Якутии – это тепло; вот я и решил прогуляться: подстрелить какую-нибудь дичь и проверить заячьи ловушки, установленные мной в начале зимы.

Было ещё темно, но это меня нисколько не удручало: я знал маршрут, как свои пять пальцев. Пройдя метров триста по накатанной грунтовой дороге, ведущей на горный участок, свернул на тропу, пересек просеку линии электропередачи и по пологому затяжному склону стал подниматься на плато. На ходу, заткнув меховую рукавицу за патронташ, снял с плеча свою старенькую одностволку шестнадцатого калибра, несколько раз открыл-закрыл её, пощелкал курком – чтобы разогнать подмерзшую смазку – и зарядил ружьё дробовым патроном, двоечкой.

Я всегда выходил в тайгу с большим желанием, но сегодня у меня было скверное настроение. После вчерашней вечеринки горела спина, саднила прокушенная губа и побаливала голова, хоть и выпил-то совсем чуть-чуть. Как назло, заныл под коронкой зуб и уж вовсе некстати вновь остро нахлынуло возрастающее в последние годы чувство неудовлетворенности собственной жизнью. Поминутно протирая индевеющие стекла очков, думал: «Зря я сегодня пошел на охоту. Что-то душа не лежит. Не вернуться ли?» Однако не в моём характере было сдаваться и сходить с дистанции. Чертыхнувшись в очередной раз, убрал в карман ставшие помехой очки. «Ладно. Идти можно и без них, а вот стрелять, с моим-то зрением – минус четыре диоптрии – будет сложновато. Да и фиг с ним! Вперёд!»

Я обычно занимал себя в пути собственными размышлениями или какими-нибудь воспоминаниями. Вот и сейчас, пока у меня было время до первой ловушки, я принялся под монотонный скрип снега критически анализировать свою биографию: «Кто я такой? Скакунов Николай Фомич, тридцати пяти лет от роду, русский. Окончил институт с красным дипломом, специальность „Электротехника“. Отработал в Новосибирске один год инженером и переехал сюда, на Крайний Север. Начал со слесаря. Последние полтора года, из общих двенадцати, работаю всего лишь энергетиком горного карьера. Перспектива роста – в лучшем случае, главный инженер прииска. Нет, ни к этому стремился мой максимализм студенческих лет. Я же мечтал, что обязательно стану знаменитым, сделаю такое открытие, которое перевернет весь мир; например, изобрету гравитационный двигатель или найду способ получения энергии из любого вещества. Эх! Все мечты – коту под хвост. Года бегут, старость не за горами. И это уже становится заметно! Прежние ямочки на щеках превратились в глубокие морщины, виски поседели, на макушке появилась плешь, и очень скоро она станет лысиной. Зубы ни к черту: три пломбы и фикса. Вон, отцу под шестьдесят, а зубы все целехонькие».

Я снял рукавицу, потер рукой нос, щёки и убрал наросший иней с бровей и ресниц.

«Зрение испортил ещё в детстве: читал много; вот и ношу очки с восьмого класса. И нос тогда же у меня искривился, когда на соревновании по боксу в поединке с десятиклассником Егором Кувалдиным пропустил его коронный прямой удар. С той поры трудно дышать носом, и голос гнусавым стал – самому противно. Кому я теперь такой нужен? С такими параметрами к путевой женщине не посватаешься… Два года назад жену похоронил. За семь лет так детей и не нажили. Куда только ни возил её, с больными придатками, на лечение! И на курорты, и на воды, и на грязи! Ничего не помогло, так ни разу и не забеременела. А умерла, бедняжка, в одночасье… Скучно жить без детей, да и бесцельно. По-доброму завидую Антону, младшóму брательнику: в свои тридцать три года имеет двух шустрых смышленых сынишек. Старший – Ромка – ходит в школу, на одни пятерки учится. Димке четыре года, читает уже вовсю. И жена Валюша – просто прелесть: молодая, красивая, хозяйственная. Хорошо у них дома. Счастливые они… А моя жизнь прошла впустую».

Я сплюнул в сердцах, забыв про губу. Стало больно. Не снимая рукавицы, зачерпнул горсть снега и приложил к ране. «Ну, Танюха! Удружила», – усмехнулся я, вспомнив вчерашнее.

Наконец я преодолел подъём и вышел на слегка холмистое плато. Зимняя тропа повела меня между островками лиственничного молодняка, который здесь называют чапыжником. Изредка попадались и старые деревья; укутанные в снежный саван, они во мгле походили на приведения…