Лодка встала на дыбы. Движением будто взрезало пласт льда, такой пахнуло прохладой. Ольга снова скорчилась под сырым ватником, словно ей было все равно, куда понесет ее ошалелая от свободы лодка.
Денива, извиваясь своим непривычным, казавшимся неуклюжим, телом, сделала несколько неуверенных движений. Абориген смотрел на нее. И тут Денива почувствовала опасность. Опасность была прежде всего в том, что она не разгадала аборигена! Он вовсе не был туп - он был крайне утомлен. Денива внезапно ощутила веяние смерти, знакомое по расставанию с Матерью. Смертельной была его усталость. Казалось, замедленные движения отнимают его последние силы. Но неожиданно он с явной угрозой метнулся к Дениве та едва успела отпрянуть, слегка колыхнув какое-то растение, в котором, как она мимоходом отметила, вообще было не уловить следов разума - только невнятные ощущения.
А еще опасность была в том, что Денива почувствовала приближение многих других аборигенов. До нее донеслись волны единого напряжения, владевшего ими. Далее последовал миг испуганного изумления, когда она уже увидела их. И Денива - рожденная в одиночестве вечная одиночка - впервые поняла, как она слаба и как велика упорная сила множества.
…Те двигались в непроницаемой тишине, напирая друг на друга, словно последние подгоняли первых, и серебристые тела многих из них были покрыты ранами. Их единство и целеустремленность были угрозой для Денивы, но она, словно завороженная, двинулась с ними, в том же направлении, в том же ритме, потому что, проникнув в истоки их стремлений, она поняла, какая всевластная сила ведет их, - ведь тот же порыв вел Мать через космос к Джеране, инстинкт продолжения жизни. И даже их тела перестали казаться ей безобразными.
Околдованная силой, ведущей эту серебристую стаю, Денива напряглась, как будто принятая ею невзрачная оболочка уже сроднилась с нею, и как будто она, незрелая золотистая капля, тоже готова к продолжению рода… И, пребывая в этом счастливом состоянии, она не сразу заметила, как ровное, мощное продвижение вперед нарушилось, словно бы наткнувшись на преграду. Окружающие заметались, толкая Дениву, она тоже растерялась, словно испугалась возвращения к одиночеству. В гуще бестолково кружащихся тел она вновь была одна, словно в окружении космической пустоты. А потом началось нечто страшное: чужая, неопределимая, неразумная сила смешала их всех в некое бьющееся, трепещущее месиво и грубо повлекла куда-то вверх.
Ольга гоняла лодку то по фарватеру, то беспорядочно ныряла в протоки, словно надеялась вспомнить те места, куда ее возил Ромка, Все протоки были похожи… Но даже если ей и удастся определить хотя бы один из Ромкиных добычливых уголков, что дальше? Разве приведет она туда рыбинспектора? Нет. Не сумасшедшая же… Разве покромсает сети ножом? Нет. И ножа нет, и Ромка потом так влепит… Удивительно, два самых близких человека, а говорят на разных языках. Она - горожанка, случайно попавшая в прибрежное село, он… Для тебя, идиотка, скажет, и стараюсь! Старается для нее, а понять друг друга - этого им не дано.
Неужели не дано?
Она с ходу выгнала моторку на гладкий песчаный берег и сошла. Слезы точили ее изнутри. Она легла на горячий серый песок под тальниками, прикрывшись ватником теперь уже не от холода, а от растеплившегося солнца. Спасибо, оно изредка застилалось длинными перьями белесых неопределенных облаков, которые нещадно трепал верховик. Напористый ветер песчинки с берега не вздымает, а так перепутает кроны, что сразу ясно: близка осень, и разор в убранстве деревьев, и сумятица туч… Пока же светило солнце, и млело небо, и тугой ветер надувал листву зеленым парусом, и Ольга, зажмурившись, еще долго, долго слушала его голос, пока не уснула.
Сказались тревоги и маетные ночи: она проспала почти до заката, не поворачиваясь даже на другой бок, не отрывая щеки от промоченного слезами песка. Когда открыла глаза и увидела неподвижное расплавленное золото, заполнившее берега, а над ним, за густо посиневшими сопками, желтую полосу, переходящую в призрачно-зеленоватый туман, и сверху - фиолетовый пожар наступающей ночи, - испугалась. Остро захотелось домой, но Ольга спросонок, с одурманенной, тяжелой от жары головой, не сразу сообразила, куда ей ехать. Пока что надо было выбраться из протоки в большую воду, а там, наверное, она сориентируется по прибрежным огням и отметкам створов.
Она зашла по колени в воду и долго плескала себе на лицо, но протока прогрелась и вода не освежала. Потом, пока спихнула лодку, прошло еще какое-то время. И вдруг спохватилась: бензин-то на исходе! Вставила весла и, неловко запрокидываясь назад, ловя носками банку для упора, пошла махать обеими руками, пока не свело судорогой отвыкшие от гребли плечи и не засаднило ладони. По счастью, миновав кривун, она вышла в устье протоки почти сразу.
Читать дальше