Юрий Слобода - Потом пришли буржуины

А империалисты предприимчивые и тут сообразили – «Добро пожаловать в секонд хэнд».

Традиция эта появилась в старой доброй Англии, вельможа прислуге, с барского плеча, жаловал кафтан. Вот и к нам такая роскошь заехала. С барской дамской задницы – трусишки-неделька. Солидно и дёшево. Фифа заграничная, должно быть, их всего-то неделю и тягала.

Другое дело восток, где женскому персоналу выдаётся одноразовая паранджа.

И… будьте любезны, носите, хоть недельку, хоть пожизненно. И не потому, что жмотистые эмиры или шейхи. Восток – дело тонкое. Порядок любит.

Андрей зачитывал Лейле «кодекс женщин востока»

– Зато мужики ихние водку «дринкают» изредко и по ночам, чтоб аллах не видел, а не «глушат» круглосуточно и еженедельно, как наши.

Вот и вся женская логика.

Сегодня снова Лейла занималась подборкой вечернего туалета.

– Ты помнишь, куда мы вечером идём?

– Конечно, к Фире Самуэйловне, на спиритический банкет.

– Тёте Фире приснилось вчера нечто неприличное. Словом, кал. Я посмотрела по соннику, это к деньгам.

– И снится чудный сон Татьяне…

– В гостях не паясничай.

Андрей повернулся к телевизору. По ящику выступал колоритный юморист, пародируя то ли лингвиста, то ли юриста. Он виртуозно цитировал поговорки на разных языках, блистая учёностью. Заступался за бедных и журил богатых, и наоборот. Говорил о законе и беззаконии. По ходу, на повышенных тонах, обзывал «подонками» и «негодяями», воображаемых и несогласных оппонентов. То ли бранился по-отечески, то ли чувственно переживал от сердца, было не понятно. Оратор увлекал толпу крепкими выражениями, театральной мимикой и жестикуляцией, входя честно в образ по системе Станиславского.

Это Жириковский, «новый русский» политик – пояснила Лейла.

Всё было необычно и зрелищно, забавно и интересно, потому, что такого ещё не было. А глава государства, напротив, излучал глубокое добродушие и, находясь хорошо под мухой, пародировал сам себя, к удовольствию публики.

Позже поймёт Андрей, что на цирковой арене страны, каждый по-своему изощряясь, привлекал внимание к собственной персоне. Изобретательно демонстрируя новую мораль: «Всё, что плохо – это очень хорошо, а если гадко – вовсе замечательно! А мерзко – брависсимо!!!»

Аплодисменты.

В гостях Лейлу встречали, как японского дипломата. Она любезно жеманилась. Цвела и пахла веткой сакуры. Подставляла целовать ручку Марку Израйлевичу. Важно нашёптывала тёте Фире грандиозную чепуху и по-приятельски хихикала, выпрыгивая плечиками из блузы.

Фира Самуэйловна жаловалась на суровую жизнь, накрывая на стол. Увесистые фарфоровые блюда музейными экспонатами возникали на белой скатерти. Глубокую китайскую салатницу с ажурными кружевными боками окружили разнообразные формы живописных тарелок, раскрываясь фарфоровыми бутонами. Демонстрируя столовую роскошь.

– Хорошие сны снятся тёте Фире, – шепнул Андрей Лейлочке.

С китайской улыбкой она теребила отполированным коготком золотую цепочку с кулоном. Хозяйка выплывала из кухни с хрустальной вазой.

Андрей вышел на балкон. Выпустила огонёк зажигалка. Язычок облизал сигарету пламенем и спрятался, как маленький злобный демон.

Появился двоюродный племянник Марка Израйлевича, Боба Маркович с супругой Жужей и увесистой золотой цепью на шее.

Андрей заметил, что у всей приходящих и уже пришедших, золотая цепура являлась, обязательным атрибутом, как у дуба, который произрастал у известного лукоморья.

Лейла представила его Андрею – Боба, мой бывший муж.

Боба, в свою очередь, представил бывшей жене нынешнюю супругу. Потом Жужа и Боба обнялись и, как дружная семья, закурили на брудершафт. Супруга Бобы жадно поедала дым, стреляя утомленным глазом. Черная ресница крылом бабочки разгоняла волшебное облако.

– Не могу избавиться от назойливой привычки, – по-приятельски призналась она Андрею, кокетливо выпуская колечко, вертя в пальчиках изящную сигаретку.

– Да, месть индейцев европейской цивилизации. Ничто не проходит бесследно.

Огоньками сигарет замигало небо. Сизый дым млечного пути потянулся от балкона в чёрную таинственную бесконечность геометрических созвездий над головой. А город, отражаясь внизу, раскуривал свои земные жизни. Посыпая голову пеплом.

Тётя Фира еще хлопотала у стола. Он, как ювелирная витрина, наполнялся громадой дефицитного изобилия, накреняясь.