Юрий Колонтаевский: Хроники исступленных. Книга вторая. Мне отмщение, аз воздам

– Есть, господин Владетель.

Поднялся Флинт и заговорил с обычной своей веселой развязностью, которая явно не соответствовала серьезности момента. Кривляние Флинта заставило присутствующих напрячься, чего Флинт не заметил, или решил не замечать.

– Господин Владетель, – воскликнул он. – Вы призываете всех нас включиться в работу и начать новое восхождение исступленных. Это правильно, этот призыв достоин нашего руководителя, потомка великого человека, незабвенного Владетеля, покинувшего нас недавно. Только так – решительно – следует браться за возрождение государства. Но, интересно знать, при чем здесь плебеи?

– Кто такие плебеи, господин Флинт? – Адам резко перебил оратора.

– Как, кто? – удивился Флинт, сохраняя все ту же веселость, которая, видно было, коробила и смущала Адама. – Насколько мне известно, плебеи испокон были рабами, им природой назначено трудиться и помалкивать.

– Интересная мысль, – сказал Адам. – Интересная, но устаревшая. Предлагаю отныне и навсегда отказаться от употребления этих слов – исступленные, плебеи. Эти слова и понятия, стоящие за ними, разделяют нас и не делают нам чести. Сказанное относится ко всем присутствующим. Прошу принять к сведению.

– Но как прикажете их называть? – не унимался Флинт. – Этих, которые…

– Гражданами, – спокойно сказал Адам. – Да, да, господин Флинт – называйте их и заодно нас с вами просто гражданами. И не иначе. Наши предки сделали все, чтобы низвести несчастных до скотского состояния… Я не стану вдаваться в причины, они общеизвестны. Так называемые плебеи наш единственный резерв на долгие весны. Сможем поладить с ними, уцелеем, не сможем – наша песенка будет короткой. Помочь им распрямиться, встать рядом наша ближайшая задача.

– А ваш отец… – попытался возразить Флинт.

– Что, мой отец? – перебил Адам. – Мой отец всегда был и оставался исступленным. Никем другим он не мог быть не только по своему рождению и воспитанию, но также в силу традиций, которые так сильны в нашем обществе. Он, насколько мне известно, никогда не опускался до отрицания человеческих достоинств в самом последнем плебее.

– Понятно, ведь ваша мать была плебейкой, господин Владетель, – осторожно напомнил Флинт, не удержался.

– Моя мать происходит из свободного племени славов, если быть точным.

– Славы те же плебеи, – продолжал упорствовать Флинт.

– Это не совсем так. Повторяю, славы свободное племя. Хотя и у них мы забираем детей – через одного. По старинному договору.

– А что делают с ними потом?

– Обращают в плебеев. Придет время, и мы покончим с этим обычаем раз и навсегда. Обещаю, грядущие перемены будут отражены в новом Законе. Вам понятно, господин Флинт?

– Понятно. Но у меня есть еще один вопрос. Я имею в виду то обстоятельство, что вы, наш Владетель, потеряли свою горячо любимую супругу, о чем мы все скорбим, и теперь пребываете в совершенном одиночестве. Не пора ли подобрать женщину, достойную нашего господина?

– Самое время, – выкрикнул кто-то, не удержался. – Нам нужен наследник!

Оказалось, что эта тема заботит всех. Господа ожили, наперебой принялись предлагать свои варианты выхода из кризиса. Адам слушал разошедшихся сенаторов, внешне сохраняя спокойствие.

Флинт, окрыленный общим вниманием, пожинал плоды первого успеха, которые, он рассматривал как начало большой карьеры. Он мысленно видел себя Координатором, подозревая, что Герд тяготится своей должностью и не чает, когда, наконец, избавится от нее.

– В предложении сенатора Флинта, бесспорно, есть нечто рациональное, – осторожно подал голос Герд, дождавшись, когда страсти улягутся. – Только думаю, господа, женитьба дело ответственное и, конечно же, сугубо личное. В такие дела посторонним вмешиваться не следует.

– Да разве же мы посторонние? – возопил Флинт. – Мы одна семья и должны вести себя как семья.

Поднялся Адам. Наступила тишина.

– Я благодарен вам за заботу о моей личной жизни. – Он встретился глазами с Флинтом, в глазах Флинта билось ликование, и Адам решил, что больше не потерпит мальчишку за этим столом. – Но я должен предупредить вас всех, в том числе господина Флинта, что не только заявленная вами проблема, но и форма этого заявления оскорбляют меня, вашего Владетеля, которому вы поклялись служить верой и правдой. Больше того, вы оскорбляете не одного меня, вы затронули память о светлом существе, не причинившем вам ни малейшего вреда. Не удивительно, что после надругательства над памятью моей жены, выраженного в вызывающей провокационной форме, я буду вынужден защищаться всеми имеющимися в моем распоряжении средствами. – Адам осмотрел собрание и продолжал резко: – Надеюсь, впредь ни один гражданин не посмеет совать свой длинный любопытный нос в дела другого гражданина, как бы ему ни хотелось произвести это неприличное действие, как бы он ни думал, что такое действие пойдет на пользу тому, в чьи дела пытаются сунуть нос. А поскольку за словом Владетеля должно следовать дело и об этом мы с вами также договорились, приступая к выборам, первое мое дело я исполняю сразу же вслед за моими словами. Суть его состоит в том, что мы больше никогда не увидим в ротонде этого человека. – Он помолчал, не спуская глаз с Флинта. – Не называю его имени, не желаю произносить его имя. Он понимает, что я говорю о нем, догадывается, что должен немедленно удалиться. Навсегда.