Брайан Олдисс: Да здравствует Фрэнк !

Когда трон перешел к Георгу III, а в британских колониях Северной Америки вспыхнула революция, десятое поколение насчитывало 2160 Фрэнков.

Амбиции первого Фрэнка не угасли, но приобрели большую тонкость и изощренность, превратившись в непреодолимое желание испробовать все, что только было можно. Чем больше телесных оболочек служило этой идее, тем быстрее росла ее притягательность. Особенно, если учесть, что многое из опыта отдельных людей неминуемо теряется; многое, даже будучи замеченным и оцененным, не может быть подхвачено и использовано другими — эпоха, породившая условия, в которых этот опыт накапливался, оказывается слишком короткой и уходит безвозвратно.

Именно такой была эпоха правления короля Эдуарда в 1901–1911 годах. Она полностью соответствовала елизаветинскому духу Фрэнка, импонируя ему своей чванливостью и разнузданностью, да еще толчеей конных экипажей на лондонских улицах. Фрэнки чувствовали себя тогда как рыба в воде — в канун начала первой мировой войны их было уже около трех с половиною миллионов.

Война, столь кардинально перекроившая облик мира и резко ускорившая технический прогресс, оказала катастрофически губительное воздействие на широко распространившееся объединенное сознание Фрэнков. Множество Фрэнков XVI поколения оставили свои мертвые тела в грязи окровавленных окопов. Фрэнк умирал бесчисленное количество раз, укрепляя в душе ту маниакальную ненависть к войне, которая с тех пор стала чуть ли не самой яркой чертой в его характере.

Когда в войну вступила Америка, мысли Фрэнка сосредоточились на политике.

Это было нелегким делом. До сих пор он старался возможно больше расширять поле деятельности и наслаждаться каждым из занятий в отдельности. Он объезжал лошадей на юге Франции, играл в оркестре Ла Скала в Милане, строил плотины у Цюрихского озера, снимал кино с Рене Клером, ловил рыбу в Бискайском заливе, читал проповеди с амвона Венского кафедрального собора, вел жаркие споры с основателями академии Баухауз. Теперь же он протолкнул одного из молодых носителей общего сознания на высокий правительственный пост, надеясь повлиять таким образом на политику правительства.

Но не успел, разразилась вторая мировая война. Сознание Фрэнка, распределенное в умах одиннадцати миллионов человек, корчилось и стонало, принимая смертные муки, по всему свету — от Плимута и Гернси до Сиама и Гонконга. Чаша терпения Фрэнка переполнилась. С той минуты, как закончилась война, он направил все усилия на то, чтобы взять власть над миром в свои руки.

Хромосома работала, как никогда дотоле. Группа крови, вероисповедание, цвет кожи — ничто не становило преграды. Количество людей с общим сознанием, размножавшихся безо всяких ограничений, утраивалось в каждом новом поколении.

Семнадцатое поколение — 11 миллионов к 1940 году.

Восемнадцатое поколение — 33 миллиона к 1965 году.

Девятнадцатое поколение — 100 миллионов к 1990 году.

Двадцатое поколение — 300 миллионов к 2015 году.

У Фрэнка были великолепные исходные позиции на выборах в парламент — за него голосовало каждое из его «альтер эго». Впрочем, Фрэнк выступал также в роли сразу нескольких членов парламента — один из них и стал в конце концов премьером, но в результате исполнения властных функций впал в состояние глубочайшей депрессии. После этого Фрэнк оставил мысль о завоевании власти парламентским путем — существовал ведь намного более легкий, приятный и надежный способ: размножаться.

За это задание все Фрэнки взялись с превеликой охотой и усердием.

К началу XXI века все население Великобритании состояло исключительно из Фрэнков. Словно в бесчисленные зеркала, смотрели они друг на друга в магазинах и клубах — старики и юноши, толстые и худые, богатые и бедные, все, как один человек, делили одно-единственное великое сознание.

Частная и общественная жизнь изменилась коренным образом. Интим в частной жизни скончался естественной смертью: все дома строились из стекла, занавески выбросили, сломали стены. Полицейский аппарат и органы правосудия влачили жалкое существование и постепенно исчезали: не будет же человек вредить самому себе. Парламент превратился в пародию на самого себя, он по-прежнему занимался политическими взаимоотношениями с иными странами, но партии и их руководство, а также выборы, перипетии которых ранее столь красочно расписывались в газетах (как, впрочем, и сами газеты) прекратили свое существование. Угас интерес к искусству. Никого из представителей клана Фрэнков не тянуло разглядывать себя самого на сцене. От телевидения и кино даже следа не осталось.