Михаил Харитонов: Рубидий

Саша решил не вестись. Он хотел знать.

— А потом Жиан Жиакомо сказал мне, что на всех туалетах заклинание Ауэрса, — закончил он. — Которое непреодолимо даже для магистров. И как же это меня вдруг туда занесло, да ещё и в кабинку?

— Потому что ты сделал что-то мудацкое до такой степени... — начал было Корнеев, потом вдруг махнул рукой. Колба снова приобрела свой прежний вид. Корнеев взял приваловскую мензурку и единым махом её хлопнул. Секунды три у него ушло на переваривание последствий.

— Ты, Саша, сути дела не сечёшь, — наконец, сказал он. — Из ничего ничего не берётся, а подобное поддерживается подобным. Заклинание Ауэрса требует уйму энергии. Где её взять? Учитывая, что заклинание налагается как запрет?

— Из какого-нибудь запрета, — ляпнул, не подумав, Привалов, и тут же устыдился своей глупости.

Витька, однако, удовлетворённо кивнул.

— Ну хоть это понимаешь. А поскольку магия существует за счёт общества, то и питается это заклинание общественным запретом. На зазыриванье сисек и писек чужих баб. Понятно? — он налил себе с горкой и выпил залпом. Сотворил очищенную луковку и горку серой соли, закусил. Громко отрыгнул в воздух.

— Ну а что, теперь в туалет к бабам входить можно, что-ли? — не понял Саша.

— Ты меня вообще слушаешь? — с какой-то неожиданно живой злобой сказал Корнеев. — Тебе же говорят: запрет кончился. Потому что блядей разрешили и порнуху. Так что на туалетах Ауэрс больше не действует. Ну, почти. А вот соваться к начальству и смотреть, что оно там у себя делает — как было нельзя, так и сейчас нельзя. Сейчас даже больше нельзя. Так что там заклинание железобетонное. Дошло?

— Дошло, — Саша опустил голову, стыдясь своего тупизма.

— Извините, что беспокою, — у двери образовался Эдик Амперян. — Саша, вы не могли бы посчитать мне коэффициенты?

— У меня вводилка перегорела, — сказал Привалов.

— Я могу трансгрессировать данные непосредственно в память машины, но мне нужно побыстрее, — ещё вежливее сказал Амперян.

Саше не хотелось давать машинное время Эдику. Все знали, что он через каких-то нью-йоркских родственников взял заказ у американского военного ведомства и теперь просчитывает наиболее удачные траектории американских ракет. Но отказать Эдику было неудобно. Привалов слез с вводилки и уступил место Амперяну.

— Кстати, вы слышали, что Янус Полуэктович исчез? — сказал Эдик, колдуя над пультом.

— А-Янус или У-Янус? — уточнил Привалов.

— Насколько мне известно, оба.

— Полетел куда-нибудь, — предположил Саша. — В Москву.

— В том-то всё и дело, — вздохнул Эдик. — В Москве его ждут. Очень серьёзные люди. Они беспокоятся. В общем, если он появится — дайте мне знать.

— Ну вот почему он это делает, а мы ему помогаем? — вздохнул Саша, когда Эдик получил распечатки и ушёл, не забыв прикрыть за собой дверь. — Эти ракеты на нас же и полетят.

— Не полетят, — уверенно сказал Витька. — На такое говнище, как мы, ракеты тратить не будут.

— А зачем тогда Эдику траектории заказывать? — не понял Саша.

— Убедиться, что мы именно такое говнище, — откомментировал Корнеев. — Ещё спирт есть?

— Может, хватит? — без энтузиазма сказал Привалов.

— Не хватит. Что-то меня не берёт, — ответил Витька, прислушавшись к своему внутреннему состоянию. — Вроде пью, а ни в одном глазу.

Скрипнула дверь, показался горбатый нос Романа Ойры-Ойры.

— Эва! Скучно у вас! Пошли ко мне, кино смотреть будем, музыку танцевать! Деньги ваши — веселье наше!

— Гуляй, Ромочка, — махнул рукой Корнеев. — У нас денег нет.

— "Смоковница" есть, в хорошем качестве, [5] "Греческая смоковница" — немецкий эротический фильм 1976 года, о блудливой немецкой студентке, отправившейся в Грецию за приключениями. По нынешним временам проходил бы по категории "эротика", по тем — считался порнографией, а его показ мог быть причиной заведения уголовного дела. Разумеется, это не касалось видеосалонов, крышуемых комсомолом. — зазывно улыбнулся Роман. — Полная версия, такая только в Москве и у меня.

— Денег нет, извини, — повторил Корнеев.

— Скучные вы люди, — сказал Ойра-Ойра и исчез.

— Балабол, — сказал Саша.

— Балабол-то он балабол, а свою тридцатку в день имеет, — процедил Корнеев.

Саша поморщился. Коммерческие таланты Ойры-Ойры были скромными, но существенно превышали приваловские. В частности, Ойра-Ойра, пользуясь происхождением, выбил из Камноедова музыкальную льготу.

С современной музыкой Модест Матвеевич боролся не только административными мерами, но и магически. После скандала с Саваофом Бааловичем Одиным, который опознал в композиции группы "Иси-Диси" песнопения вавилонских жрецов-кастратов, любая музыка, написанная буржуазными композиторами после 1896 года, была заклята Камноедовым лично. Всякие "моден-токинги", "битлы" и прочая буржуазная нечисть при попытке её послушать в стенах института превращалась в марш Мендельсона. Когда появились видаки, Камноедов наложил на видео особенно хитрое заклятье, в результате которого все сисястые тёлки на экране визуально старели на шестьдесят лет, а драки, погони и перестрелки заменялись панорамами посадок брюквы в Сумской области. Однако хитрый Ойра-Ойра однажды заявился к Камноедову с требованием разрешить прослушивание музыки в его лаборатории, с тем обоснованием, что он-де, как выяснилось, цыган, а цыган без музыки не может. На рычание Камноедова он предъявил чрезавычайно красивую бумагу от Всесоюзного общества "Романипэ", а также передал на словах, что создание трудностей национальным меньшинствам может обойтись Камноедову дорого. По каковому вопросу посоветовал обратиться в отдел Предсказаний и Пророчеств. Модест Матвеевич тут же и позвонил в отдел, выслушал ответ, после чего выматерился — чего никогда в жизни не делал — и выписал Роману особое разрешение. Роман тут же переоборудовал лабораторию в дискотеку и видеосалон. Вход стоил полтинник, просмотр — от рубля до трёх, в зависимости от категории киноленты. В последнее время Саша всё чаще ловил себя на мысли, что трёшка — не такие уж и деньги. От падения его удерживал только стыд перед Корнеевым.