Александр Васютович - Скрещивание миров

– Не удивляйтесь, не бойтесь и не задавайте вопросов, я не смогу на них ответить. Я выбрал Вас, и буду служить до смерти, если Вы это позволите. Учитывая это, я обязан Вам сообщить, что генная память моего народа говорит о том, что Вы должны избегать этого состояния и бороться с ним. Если Вы пробудете в нем продолжительное время, Ваш статус стационарной личности будет уничтожен, и Вы превратитесь в ячейку этой экосистемы, живя только по ее принципам и для ее блага. Я не могу больше удерживать это состояние, – теряются логические связи, – хочется, есть – нужно идти в лес, там пища – помогите вашему другу – трины часть экосистемы – надо почистить мех – не деритесь с пальцем – холодно – не деритесь с пальцем, нейтрализуйте мозг.

Внезапно глаза Океанчика словно потухли, он весь как-то съежился и словно побитая собака, ищущая прощения, нескладно и как бы извиняясь, ко мне подвинулся, положив голову мне на ногу. Гладя его голубой мех, я ощущал мелкую дрожь своего нового соратника и вспомнил про Беса. Посмотрев на него, я понял, что имел в виду Океанчик.

Федор Михайлович был абсолютно недвижим. Его глаза были словно два кубика льда, без всякого намека на зрачки. Поза, в которой он находился, была настолько неестественна в своей анатомической противоестественности, что я понял, времени на соблюдение этикета нет.

Не тратя времени на любезности, и на выбор удачной позиции я, завалившись на левый бок, со всей молодецкой удалью совершил стыковку моей ноги с грудью Беса.

О подобном эффекте, наверное, мечтает каждый каратист. Тело моего наставника перекувыркнулось и, отвергая всякую поэтичность, грохнулось головой о землю.

Еще какие-то доли секунды Бес находился без движения, однако, быстро ожив и мгновенно приняв вертикальное положение, выдал через интерком серию таких выражений, которые, как мне показалось, даже мой механический теоретически и практически бесстрастный переводчик переводил, покрываясь пятнами стыда.

При других обстоятельствах, я бы все это тщательно законспектировал, дабы доступнее объяснять сущность людей в этом нуждающихся, но сейчас это вызвало с моей стороны лишь улыбку облегчения.

Моя довольная физиономия, для Беса стала катализатором его возмущения. Потеряв над собой контроль от такой наглости, Михалыч, словно распрямившаяся пружина, бросился в мою сторону.

Только реакция и дубина одного из захвативших нас дикарей спасла меня от стопроцентного нокаута. Отскакивая в сторону, я увидел, что на спину моего наставника, летящего на пути ко мне и мечтающего сделать из меня отбивную, опустилась увесистая палица, которая будто в подтверждение пословицы – рожденный ползать, летать, не может – пригвоздила его к матушке сырой земле.

Видя, что Бес даже не думает сдаваться и после секундной заминки стал подниматься, направляя левую руку в сторону обидчика, я кинулся на него, изо всех сил стараясь не дать ему распрямить кисть и не начать бойню, в которой наши шансы на победу были весьма сомнительны.

Очнулся я от целой гаммы незнакомых запахов, один или два бывших очень резкими и неприятными до тошнотворности. Сразу за запахами пришла головная боль, словно электропоезд на станцию метро. Немного придя в себя, я понял, что меня тянут за ноги в пещеру и что осколки моего шлема остались позади уже не защищая мою и без того пораненную голову от механических повреждений.

Попытавшись приподнять голову в попытке избежать встречи с возможными неровностями земной поверхности и пытаясь сориентироваться, я снова, будто бы ниоткуда получил удар в голову, погасивший все мои рецепторы ответственные за восприятие окружающего мира.

Снова придя в себя, я оказался в абсолютной темноте. Сложившаяся ситуация была не из самых знакомых и приятных. Хотя, и это не могло не радовать, ко мне начали постепенно возвращаться слух, обоняние, а самое главное осязание, что позволило мне более-менее разобраться в сложившейся обстановке.

Настроившиеся на минимальное количество света глаза, довершили общую картину, вырисовав очертания предметов.

Мы находились в небольшой пещере с очень низкими потолками. Пещера была естественного происхождения, за исключением нескольких мест, где явно пытались углубить ее искусственным путем.

Захватившие нас дикари находились почти возле самого выхода. Оттуда тянуло теплом и вонью их немытых тел. Трины (как их назвал Океанчик), спасаясь от сырости и прохлады пещеры, спали на огромных листьях какого-то дерева, еще не встречавшегося на нашем пути. Желая понять причины, заставившие их ночевать в холодной, сырой пещере, я хотел было вступить сними в контакт, но вспомнив при каких обстоятельствах, я попал в пещеру, счел более разумным не подавать признаков жизни, дав время организму прийти в себя, а ситуации хоть как-то проясниться.