John Hall - На расстоянии вакуума

В любом случае, мы любили путешествовать, насколько бы проблематично это ни было. Иногда уезжали в другие страны, чтобы учиться там, иногда чтобы работать, иногда чтобы жить. Мы покидали родной дом в поисках чего-то намного лучше этого самого родного дома. Самое страшное, что дом переставал быть. То есть, с ним ничего не происходило, он оставался быть все на том же месте, но появлялись изменения. По возвращении ты все помнишь, все находится на прежних местах, но, к примеру, некоторые люди умерли, где-то срубили дерево, вместо детской площадки сделали парковку.

Все эти изменения, они просто несовместимы с тем домом, о котором мы посетили и воспоминания о котором лелеяли. Тот дом – мечта, а это реальность… Поэтому, покидая родные места, мы погружали их в постапокалиптический хаос, наполненный пылью и рассказами уцелевших…

В космосе все воспринимается… Хотя я не знаю того, как все воспринимается в космосе. Обстоятельства, заложником которых я оказался, слишком специфичные… А вот представление того дома, куда я должен вернуться, оно неизменно и идеально. Пускай даже моя виза продлена пожизненно.

4.

Устал… уже устал от одиночества. Прошло немного, не так много времени, но… слишком много времени наедине с мыслями. Они одним бесконечным составном мчатся сквозь мозг и стучат колёсами по рельсам. Это Ад. Он проникает внутрь меня заразой мыслей. Я вспоминаю о тюрьмах. Думаю про одиночество, которое испытывали окружающие. Думаю про озлобленных людей, что смотрят друг другу в лица и готовятся убить. Думаю про изолированных от общества. Наверное, они испытывали то же самое… Правда, наверное, им было даже сложнее.

Мне видится средневековая крепость, что содержит километры путанных тоннелей и коридоров. По ним ходят и бегают люди, одетые в тяжёлые стальные одежды, в кожу и меха. Где-то внизу, в подземельях, сидят осуждённые. Их разделяют широкие каменные стены. Иногда слышно, как о пол разбиваются капли конденсата и эхом пробегают по помещениям. Здесь нет света, сыро и холодно. Здесь гниют заживо голодные, больные, сумасшедшие. Во время грозы одни молча забиваются в угол, другие истерически смеются и бросаются в танцы, третьи же начинают обращаться к религии и говорить от её лица о том, что все люди прокляты…

Все это разносится по длинным каменным коридорам. От этого холод ползёт по кровеносным сосудам и забирается в самую выносливую мышцу.

Темница находится недалеко от выгребной ямы. По этой причине здесь всегда воняет нечистотами, и люди, попавшие сюда, с первых минут начинают строить планы преждевременного побега из игры под названием «жизнь». Они прикидывают все возможные варианты смерти или же бегства и в эту же секунду начинают исполнение одного из возникших планов. Это может быть нападение на сопровождающих охранников или же, к примеру, небольшой театральный акт, в котором необходимо показать самое страшное заболевание… Итог один: жёсткий удар под дых, смех, а после рандеву головы заключённого и каменной стены нового и, возможно, последнего для него пристанища.

Вонь, крики, смех, холод, болезни, голод, одиночество – все это лезет под кожу, забирается в самые труднодоступные места тела и мыслей и остаётся там до самого конца. Вот как было в древности…

До конца света люди самостоятельно прятались в пенобетонные склепы, что росли над землёй и упирались в небеса. Они были прикованы сетевой зависимостью к своим комнатам-гробам и так же, как и в древности, там потихоньку превращались в горсти пыли… Теперь весь мир – всего лишь горсть пыли, что удерживается на шарике благодаря атмосфере.

До конца света люди зарастали плесенью и превращались в части своих маленьких кондоминиумов, наполненных хламом из журналов. Каждый наполнял свою одиночку ненужными вещами, чтобы во время редких встреч рассказывать другим, таким же, о своих богатствах… Все равно что в древности заключенный, хвастающийся пойманной крысой перед другим, у которого два квадратных камня в кладке, и это, вроде как, круто.

А мне даже похвастать не перед кем. Я в самом совершенном одиночестве в мире и нахожусь слишком далеко от праха близких. Вокруг меня только звезды и пустые планеты, на которых никогда не было жизни… Я чувствую, что в скором времени начну терять рассудок. Надеюсь, что я ошибаюсь.

У меня ничего здесь нет. Даже книг, которыми можно было бы убить одиночество и скуку. Насколько мне известно, в тюрьмах можно было читать. Даже отлученные от общих поселений могли получить книгу и читать её. После завершения изучения одной, могли поменять на другую. Так они и жили: от корки до корки, не зная ровным счетом ничего о времени.