Михаил Темнов - День восьмой

Сегодня Жиншу было что сообщить императору. Очередной отчёт о положении дел в империи и самое главное – доклад о найденном тайном хранилище великого Шуктукана с многочисленными зашифрованными записями. Среди них – важная информация об их извечных врагах – титанах, которые и поныне мнят себя великими богами, поскольку по некоторым сведениям, их создал сам Абсолют.

Галактион был доволен собой и своей жизнью. С его мнением на Олимпе считались. Его уважали, к советам прислушивались, ценили за умение разобраться в сложной, нестандартной ситуации. Причина – не только подспудное влияние на Зевса, а острый ум, знание до мелочей практически любого вопроса или процесса, обсуждаемого богами и титанами.

Кем он приходился Зевсу, было покрыто флёром неизвестности. Слухов и предположений было предостаточно. Все началось с того, что подросший умненький мальчик понравился Зевсу, тот приблизил его к себе и теперь всё обстояло так, что без Галактиона повелитель был как без рук. Этот факт порождал многочисленные версии.

Одни утверждали, что Галактион – плод любви бога (правда, никто из олимпийцев до сих пор, по неведомым причинами, не признался в родстве) и нимфы, которая тоже была не из болтливых. Другие приписывали ему кровное родство. Мол, очередной внебрачный и любимый сын, искали между ними сходство. Третьи объясняли эти отношения чем-то в духе платонической любви. Более осведомленные причисляли Галактиона к особо доверенному лицу Зевса, на которого были возложены полномочия по решению каких-то важных, специфических задач. Заинтересованные олимпийцы выискивали в его действиях продолжение своих версий. Иногда даже их находили. А может, им просто так казалось.

Галактион действительно был доверенным лицом Зевса, но избегал официальных титулов, поскольку исполнял много функций, которые не хотел афишировать. Бытовало мнение, что он личный представитель Зевса. Эту версию подогревал сам Зевс, дал ей жизнь, выделяя рядового, не имеющего титулов олимпийца своим вниманием из свиты придворных Олимпа.

Улыбчивый, доброжелательный, сдержанный Галактион всегда был желаем в любой компании, воодушевлял или расслаблял, глядя по ситуации. Он умел ненавязчиво внедрять нужные идеи, настроения, мнения в умы населения. Делал это так деликатно и незаметно, что собеседники не раздумывая, принимали его рекомендации, считая, что они сами додумались до этого.

Олимпиец вёл активный образ жизни, постоянно путешествуя по звёздным мирам. Он мог в любое время дня и ночи попасть к Зевсу, сдвигая очереди гостей из дальних галактик. Иногда мог договориться о такой услуге с правителем. Но такую помощь оказывал крайне редко и лишь в случае, когда считал это полезным для Олимпа.

Несмотря на свои возможности, Галактион жил очень просто. Богатством в виде имущества, драгоценностей и прочих излишеств он не располагал, даже не стремился к этому. Игнорировал щедрые предложения Зевса, что вызывало ещё больше вопросов. Он ютился в невзрачной хижине в горах Олимпа, правда, очень удобной, чистенькой, пахнущей деревом и цветущими кустами, среди которых она находилась.

Галактион в ней отдыхал, любуясь красотами природы, не тронутой чужой рукой и не любил, когда его навещали без приглашения. Это было его место, часть его внутренней свободы, которую нарушать он не позволял никому.

Путешествовать предпочитал не в теле, а так, как умели наиболее осведомленные олимпийцы – посылая в нужное место своего астрального двойника, оставаясь невидимым.

Галактион обладал острой интуицией, которая усиливалась даром предвидения. Просыпался дар в самые ответственные, критические периоды жизни Олимпа. Это позволяло Зевсу успешно избегать заговоров завистливых родственников и других богов.

Олимпиец добровольно взял на себя все хлопоты по безопасности Олимпа, самого Зевса, способствовал росту его могущества и процветания в сложную эпоху перемен, в которую они вступили. И не требовал ничего взамен.

С Зевсом работать было сложно. Но Галактион, непревзойдённый мастер игры не только на арфе, сумел найти в его душе те струны, игра на которых помогала делать громовержца более покладистым. Олимпийцу пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы Зевс, наконец, согласился с ним и принял его видение процесса взаимоотношений с технократическими цивилизациями, с которыми они соседствовали.