Михаил Темнов - День восьмой

– Я ознакомлю вас с нашими наработками по изучению тела и души. Смею вас заверить, они не похожи на ваши исследования…

Это научное направление существовало и на «Пандоре». Но Майкл этим вопросом не занимался, но ему стало любопытно, как подошли к сложному вопросу коллеги из Индии. Загадки эволюции и веры, создания человека, невнятные выводы по этому поводу теологов и учёных не убеждали. Ветхий Завет содержал множество логических взаимоисключающих толкований. Теория эволюции тоже не могла объяснить происхождение человека. Если об извечных вопросах бытия можно ещё было как-то философствовать, то наличии в человеческом теле души, оставалось полагаться только на веру да скупые разноречивые сведения из закрытых научных учреждений. В студенческие годы Майкл задавался вопросами: существует ли Бог, что есть душа, дух и можно ли доказать их существование научными методами. Поэтому без особых раздумий ответил:

– Вы меня уже заинтриговали, господин Шитарна.

Эта история началась чуть больше года назад. Тогда Чинг приехал за очередной партией оружия для своих отрядов в порт Людериц, где бременский торговец Адольф Людериц в 1884 году заложил город, названный впоследствии его именем.

Людериц стал первым немецким поселением в тогдашней «Зюйдвестафрика» на юге Намибии. Городок находился на берегу океана и был удобен во всех отношениях. Как и все подобные образования, он был выдержан в колониальном стиле. Тихий городок жил своей обычной размеренной жизнью.

Решив все вопросы, Чинг заехал в кафе «Фламинго», которое находилось на выезде из города.

Ближе к завершению плотного обеда туда забрела компания подвыпивших молодчиков, которой командовал юный долговязый янки. Это был район чёрных и белых здесь не жаловали, поэтому и видели их в этих местах не часто. А этот почему-то зашёл. К тому же, в сопровождении двух верзил в качестве охраны.

Чинг сидел в противоположном углу и наблюдал за происходящим. Заказав выпивку, молодой повеса с презрением осмотрел помещение и посетителей.

Дочь хозяина заведения двенадцатилетняя Лумузи разносила заказы. Она помогала отцу обслуживать клиентов и старалась, чтоб всем было хорошо в семейном заведении. Схватив Лумузи за руку, белый потянул её к себе. Добрую и ласковую девочку любили все. И хотя постояльцы иногда рассказывали всякие жуткие истории, ребёнку казалось, что всё это где-то далеко. А здесь, в кафе, почти дома – все друзья.

Вцепившись рукой за край стола, Лумузи почувствовала некую опору в знакомой поверхности дерева и, растерявшись, пыталась сделать вид, что ничего не происходит. Она была испугана, но глупо и неловко улыбалась, сглаживая для себя самой и окружающих грубость и двусмысленность ситуации.

Стояла гробовая тишина. Завсегдатаи поставили бокалы и оторвались от тарелок. Все молча, стиснув зубы, следили за действиями сопливого чужака.

Почувствовав неладное, из кухни, вытирая полотенцем руки, вышел её отец.

– Доченька, пойди на кухню, проверь, готов ли заказ, – обеспокоено сказал хозяин.

– Бегу, папочка, – обрадовалась девчушка, для которой родной голос сейчас знаменовал окончание непонятной и мерзкой сцены.

– Стоять, паршивка! – потребовал белый.

В его руках появился пистолет.

Лумузи замерла.

– Раздевайся! – прицелившись девочке в лицо, потребовал он.

Помещение загудело, пока тихо, но единодушно. Девочка перепуганными глазами смотрела то на белого, то на отца, то на клиентов, у которых искала помощи и защиты.

Побледневший хозяин глянул в сторону Чинга.

– Я жду! – ещё требовательней прозвучал голос молодого повесы. – Быстрей.

Отпустив ребёнка, наглец смёл бокал с ближайшего столика, насыпал с пакетика белую дорожку и через трубочку глубоко вдохнул сначала в одну, потом в другую ноздрю.

Отец, стиснув зубы, казалось, прирос к полу. Дочери угрожала смертельная опасность, а он не знал, что делать, оцепенел от отчаяния.

Дочка, дрожа от страха, попыталась снять платье, обнажив худенькие плечики.

Юноша потёр покрасневший нос. Наверное, ему не доставила удовольствие подростковая худоба девочки, поэтому он распорядился:

– Танцуй! – повёл он в её сторону пистолетом.

– Я не умею, – растерялся ребёнок.

– Неужели?

– Я не умею, – с набежавшими на глаза слезами повторила Лумузи.

Охрана белого заржала: