Илья Яковлев - Черный снег (без конца)

— Неужели же… — и она беспомощно замолчала, не зная, что говорить далее.

— Ужели, — хмуро сказал Борис, глядя на дно стакана, как будто надеясь там увидеть что-то такое, что позволило бы ему хоть на этот вечер забыть подробности их сегодняшней «поездки за город», — Все, как один. С «Отвагой» во главе. Со стороны «спецов» — потерь нет. Операция проведена в высшей степени профессионально. А фактически, не операция, а самое натуральное «избиение младенцев Иродом». По-моему, никто из них даже не понял, что произошло. Просто не успел понять.

И Борис вкратце, без подробностей, рассказал, что произошло сегодня на базе городского ОМОНа при его участии. Народ угрюмо слушал и, когда он закончил, Рэм хмуро произнёс:

— Ннда… В Конторе говорят о том, что вы там постреляли, но чтоб такое!.. Лихо «спецы» потрудились. На совесть. Похоже, ты был прав, новые власти шутковать не собираются.

— Вот именно. Какие уж тут шутки, — буркнул Борис, — Я до сих пор в полном трансе. Но что будет далее, загадывать не берусь. Но ясно одно: это не инициатива нашего руководства. У них самих духу бы не хватило. Скорее всего, частично здесь указивка из центра, а уж в ответ на неё — прогиб наших «дядь».

— Господи, о чём мы говорим! — воскликнула Юля, — Указивка или прогиб — не всё ли равно! У этого балагана уже есть жертвы, понимаете!

— Чего уж тут не понять, — подал голос Игорь, — Революции без жертв — это как слон без хобота. Неестественно это.

— Истину глаголешь, отрок, — поповским басом сказал Рэм и, обращаясь к Юле, добавил, — И не балаган это, красавица. О сём уже не раз было говорено.

— Да, конечно… Но я всё-таки надеялась…

— Надеяться всегда надо на худшее, хоть это и звучит парадоксом. Тогда наступившее худшее уже не так сильно вгонит в тоску, — заметил Игорь.

— Э, батенька, да вы философ! Глянь, майор, молодёжь-то растёт прямо на глазах, — хмыкнул Рэм, — Разлейте водку, сэр Спиноза и да не отсохнет рука разливающего.

Игорь разлил ещё по одной и продолжил свои философствования:

— Истинно скажу вам: не все вы умрёте, но все вы изменитесь!

— Кажись, Екклезиаст, — заметил Борис, принимая свой стакан, — Ладно, закончили за упокой. Теперь — за здравие. За то, чтобы все мы, ныне в этом доме присутствующие, выжили в этом, окончательно выжившем из ума, мире!..

Компания засиделась за полночь. Мрачноватое настроение прогнать так и не удалось, несмотря на многочисленные попытки сделать это, предпринятые поочередно сначала Рэмом, а потом и Борисом с Игорем. Оно и понятно: во все времена девушки были, есть, и есть надежда, что останутся и впредь существами гораздо более чувствительными и сентиментальными, чем мы, толстокожие существа, по-научному называемые особями мужеска пола. Примерно около часу ночи изрядно захмелевшие Игорь и Рэм заспорили, кто из них более достоин чести провожать девушку Вику. Победил аргумент, выдвинутый Борисом и заключавшийся в том, что Рэмова Инга наверняка уже исходит на @#$но. Со столь неоспоримой аргументацией Рэм был вынужден согласиться, зная характер своей благоверной так сказать, «из первых рук», поэтому он откланялся первым. Причём кланялся так активно и так настойчиво стремился непременно расцеловать напоследок обоим дамам ручки, что обрушил в коридоре вешалку. Игорь с Викой уползли менее эксцентрично, хотя на лестничной клетке, невзирая на поздний час, Игорь попытался запеть. Может статься, это была просто замечательная песня, но Виктория воспротивилась исполнению её, столь энергично дёрнув Игоря за рукав, что бедолага-стажёр слегка потерял равновесие и едва не пересчитал все ступеньки.

Борис посмотрел Юле в глаза и спросил:

— Ну, а ты?..

— Мог бы и не спрашивать, — пожала она плечами, — Как скажешь, так и сделаем.

— Тогда давай спать. Приберёмся утром. Сейчас, крест на пузе, лениво приборку прибирать.

— Я ж говорю — как скажешь!

…На кухне раздавалось шипение сковороды, над которой колдовала Юля, приготавливая нехитрый завтрак. Борис с удовольствием потянулся в кровати, как сытый и ленивый котяра, всех и забот у которого: пожрать, поспать и, извините, по#%ать. Он встал с кровати, оделся и вошёл в кухню, похлопывая себя по животу и восклицая:

— Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что ты — с приветом!

Юля, щедро посыпая солью яичницу с ветчиной, фыркнула:

— Благодарствую! Готовишь ему, прогибаешься… А он тебе сообщает, что ты — дура.

— Я такого не говорил, — запротестовал Борис, — Если ты с утра не в состоянии воспринимать шутки, так и скажи.