Андрей Боцман - Солнечный ветер

Горка Нищих – это такой район города для особо обогатившихся жителей, в каждом посёлке есть такой район, только называется по-разному. Где-то с придыханием, где-то с сарказмом. У нас вот с сарказмом.

– Да не, – вдруг не согласился бородач, – на хрен ему деньги в дом вкладывать, если он за бугор собрался? Уверен он и там строителей кинул. Это ж не за один вечер он придумал свалить, это надо было спланировать, бабки через подставные конторы вывести. Это не один месяц.

– Да не важно, – вздохнул тощий, – ему теперь хорошо на пляже с мулатками и мохито, а мы без зарплаты! И работу хрен найдёшь сейчас. Прикинь сколько тут человек работало, все считай на улицу. А работы и так считай нету.

Коротыш молча покачал головой, потом вздохнул:

– Я, наверно, в Москву поеду. Делать здесь и так было нечего, а теперь…

Так тебя там и ждут, подумалось мне, но я промолчал. Сигарета мне не зашла, и я ее выбросил, не докурив – все-таки организм требовал нормального сна и, наверное, куриной лапши. Про европейский поставщиков и наши им долги я знал давно, но во всем остальном Якушев, конечно, был хорош. Грамотно, красиво и без пыли спрятал все свои дела не только от компетентных органов и партнеров, но и от сотрудников, каждый из которых видел, что не все гладко, но так ничего и не заподозрил. Однако во всей этой истории определенно был плюс: мне не придётся ни у кого отпрашиваться. Я снова вызвал такси, решив, что, отоспавшись отобедаю где-нибудь в закусочной, и уеду к дядьке в деревню на недельку, так и так давно хотел в отпуск. А дальше видно будет.

Дома меня ждала непривычно пустая неубранная квартира, каждый шаг в которой отдавался звонким эхо одиночества. Со вчерашнего дня я здесь так ничего и не трогал. Да и зачем? Все мое осталось на своих местах, а наводить порядок а-ля «ничего не произошло» и «мне и одному хорошо» я ещё был не готов. Выпив недельного молока из холодильника, я как был, в одежде, завалился в неубранную постель и уснул глубоким сном уставшего алкоголика.

Проснулся я уже под вечер. Закатное солнце светило в окно, за день накалив воздух в комнате до неимоверной духоты. Я весь взмок, скомкал все постельное белье и частично разделся во сне. Ужасно хотелось пить. Снимая на ходу остатки одежды, я в костюме Адама дошёл до кухни, допил молоко – этого оказалось мало, я добавил воды из-под крана, и ушёл под душ. Отстояв под тугими прохладными струями пол часа, я наконец, обрёл ясность мыслей впервые со вчерашнего утра. Обернувшись полотенцем, я вышел на балкон покурить.

Я смотрел на остывающий от дневного зноя город, вслушиваясь в фоновый шум от машин с недалекой дороги, детский гомон из песочницы, перекрикивание соседок, и на меня накатывало чувство отчуждения вперемешку с оттенком тоски. Когда-то это все было частью моей жизни, и я сам был частью всего этого, но теперь у меня нет семьи, нет друзей и нет работы – это место стало кусочком прошлого, из которого мне нужно выбираться. За новой работой придётся ехать в Москву или Питер, да и так проще будет забыть Иру и кошмар, которым закончились наши отношения, и продать квартиру. Впереди меня ждало совершенно другое будущее, никак не связанное ни с этими людьми, ни с этим городом, и нужно было лишь перешагнуть через остатки светлых чувств к прошлому.

Докурив, я собрал кое-какие свои пожитки, выключил все электроприборы в квартире, перекрыл воду, и, закрыв все замки на двери спустился во двор к машине. Две бабки, сидевшие на лавочке, молча проводили меня взглядом, пока я забрасывал дорожную сумку в багажник своей Киа и, как только я захлопнул дверь, возобновили свой досужий разговор. Наш с Ирой расход обеспечил их сплетнями, думаю, на пару месяцев вперёд.

За четыре часа пути я выкурил три сигареты, выпил полуторалитровую бутылку Кока-Колы и только на подъезде вспомнил что перед сном утром выключил телефон и так его и не включил. Звонка я ни от кого не ждал, но все-таки загрузил трубку. Пропущенный был один – от Сергея, коллеги с работы, с которым мы были близки в последнее время. Мы пытались дружить семьями, даже ходили друг другу в гости, но наши жёны не сошлись характерами, и дружба наша кочевала от работы до бара по пятницам, не более.

Вскоре показался знакомый поворот и съезд на грунтовку – до моей малой родины осталась пара километров.

Деревня в тридцать домов стояла на крутом берегу малюсенькой речки, между лесом и колхозными полями. Колхоз давно развалился, поля заросли березняком и ивняком, здания разбиты и разграблены, от некоторых не осталось и фундамента. Тлен, забвение и уныние, однако, именно с этими местами у меня связаны все самые добрые воспоминания из детства. После двух очень непростых дней, лучшее что я мог получить от вселенной, это томленая в печи картошка, тонко нашинкованная квашеная капуста и пятьдесят грамм дядькиной самогонки, настоянной на прополисе.