– Наш пацан стал заикой!
– Рехнулся!
– От страха!
– Мертвецов не видел?
– Ннне в эттттом дело! Ффффукалка открыла глаза и зазазаморгала!
– Бывает, – сказал Док. – Это из-за разницы температур. Нельзя было тело из холодильника сразу в топку. Надо было выдержать. Вообще могла взорваться. Ты бледный, Дорри, зайди в лазарет. Проверю давление. Пару витаминчиков…
– Ссстраху натерпелся. Швы расползлись, ккккишки поперли, из живота ппппена выступила. Ррруки подняла и начала заталкивать кишки обратно в живот.
– Врешь!
– Фукалка сдохла, без сомнений. Сам видел: док ее на столе порезал.
– Кккклянусь!
– Чего орешь? Воскресла что ли?
Команда оживилась, послышался хохот:
– Воскресла!
– Да, и закричала напоследок: «Привлеку!»
– Она еще и кричала?
– Живая была?
– Живая – не живая, но здоровая.
– Ну, так и успокоил бы тетку напоследок, лишил бы девственности!
Команда дружно заржала. Старпом нахмурился:
– Ребят, не забывайте, на какой церемонии находитесь!
После вахты капитан разрешил всем нажраться.
Никто, конечно, Дориану не поверил.
Мало ли что могло померещиться сопляку в струях огня.
Сопло есть сопло. В одном месте разогреет – в другом напряжет.
А то, что старая дева пригрозила привлечь за принуждение, так эта ее любимая песня в ушах каждого вахтенного звенит до сих пор.
Док нахмурился:
– Так ты говоришь: ожила? Руками двигала? Кишки заталкивала внутрь?
– Дддда, ддддок, ддддвигала.
– Хм…
– Ччччесслово!
– Хм.
– Вот и вы, док, Фукалкой напуганы?
– Напуган, но не Фукалкой. А твоей психосимптоматикой.
Мы что-то заподозрили, когда к стойкам выкатили бочонок текилы. Она хранилась на самый ужасный случай (понятно какой).
Но праздник есть праздник.
В последнее время пили много.
Кстати, врачи рекомендуют крепкого не чересчур, но каждый день.
Космос есть космос.
На следующее утро пахали, как черти. Торопились.
К вечеру у Джо Обезьяны, известного симулянта, разболелся живот.
Док вцепился в него, как удав в кролика. Долго процеживал кишки крепкими уверенными пальцами, мял икры, высвечивал горло, кости высветил инфразвуком, вставил шунт в позвоночник и, выцедив спинномозговую жидкость, разложил на спектры.
Пока Ганс помогал разливать кровь в пробирки, док мудрил с мозгами.
Несчастный Джо дергался под клеммами и вопил:
– Док, что ж ты делаешь, зверь? Дай таблетку, черт, освободи от вахты. Перепил я вчера – вот и все дела.
– Нет, уж, потерпи, дружок, пострадай за команду, – док прищурился, разглядывая мочу на свет. – Не пойму: почему твоя урина свет не пропускает?
– Не знаю, док, не знаю, сука док, отпусти, говорю, по-доброму, пока не сдох. Братва же видела: пришел в твою пыточную здоровый, лишь живот прихватило. Это ерунда. День отгула – все, что требовалось от тебя.
Сердце капитана не выдержало:
– Хватит, док. Каждый чел на вес золота. Джо нужен на буровой. Очень нужен. Торопимся, сам понимаешь. Даже я на подсобке. Отпусти, говорю. Спалишь Джо – остановишь работу. Мне инвалиды не нужны. Няньку неоткуда ему будет предоставить.
Доктор выпустил Обезьяну из лазарета:
– Здоров! Беги!
Когда того след простыл, кивнул головой на кушетку:
– Глянь, даже трусы забыл.
Заметил вопросительный взгляд Ганса, вздохнул:
– Знаю, знаю. В тебе тоже никакой дряни не нашел, но, если хочешь, можешь поваляться на карантине.
– Благодарю, док, мне отмазка ни к чему. Ребята ждут. Добурим – и смотаемся поскорее.
– Завтра пятый день. Кто—то должен загнуться. Причина неизвестна. Планета объявила ультиматум. Правила таковы: не уберетесь через пять дней – отстрел по одному.
– Ну и что?
– Ты первый в списке, так как последняя жертва скончалась под тобой. Хочу понаблюдать за изменением спинномозговой жидкости.
Ганс сжал кулаки.
– Давай, док, делай, что надо, разбери на молекулы в центрифуге, хоть мозг, хоть селезенку. Не жалко. Был бы толк. Мне тоже хочется узнать. И поскорее. Найду гада. Мстить – так мстить.
– Не беспокойся, выявим врага и его мотивы, – сказал док.
Ближе к вечеру он уложил Ганса на операционный стол, тот самый, где недавно препарировал Герду.
– Это стол для мертвяков, док? Я настолько плох? Чтобы меньше возни с трупом? – помрачнел Ганс.
– Это чтобы подключить тебя к приборам.
Через минуту Ганс напоминал распятого осьминога: во все стороны из него торчали шланги и провода. Он не мог шевельнуться без того, чтоб из него не вылезла какая-нибудь интимная трубка. Но решил дойти до конца, вытерпеть любую пытку.
Читать дальше