Иван Зюзюкин - Мальчик, который был птицей

Это в снах. А в жизни Леро обращался с ней день ото дня грубей и бесцеремонней. Его теперь раздражало, что девчонка вся светится кротостью и чистотой, - завидев ее, он стал демонстративно надевать темные очки. Теперь ловил момент, когда соседка, задумавшись о чем-то на уроке, нечаянно залезала локтем на его половину парты. Брезгливым щелчком пальца он водворял ее локоть на место...

Все же после каждой выходки ему становилось стыдно за себя. Просыпаясь по утрам, он давал клятву: сразу после завтрака подойти к Солнышку и громко ей сказать: "Ты меня извини, но я жить без тебя не могу!" Однако заканчивался завтрак, подходил обед - Леро молчал. Страх быть непонятым и непрощенным запаивал ему губы. Бывало, он с решительным видом подходил к ней. И с таким же решительным видом, промолчав, убегал прочь.

Однажды он тайком пробрался в кабинет доктора Кальцекса и для храбрости выпил месячный запас валерьянки. Главным теперь для него было признаться Солнышку в своих чувствах, а там, как говорится, будь что будет! Прямо из кабинета Леро отправился на поиски соседки по парте. Кто-то ему сказал, что она играет в вечно цветущих садах Нескучной Обители. Но уже по дороге туда он почувствовал, как у него все реже и реже бьется сердце, деревенеют губы - валерьянка давала о себе знать... Солнышко стояла на зеленой лужайке под вечно цветущей яблоней и крутила хулахуп. Она сразу догадалась, зачем он пришел. Вся напряглась и застыла в ожидании, но обруч продолжал вращаться вокруг нее, как спутник по заданной орбите.

- Ты... - начал Леро произносить заранее заготовленные слова и надолго замолчал, глядя себе под ноги. В нем почти остановилась жизнь. Голос был глухим и враждебным. Слово "ты" в его одеревенелых устах прозвучало как угроза жестокого оскорбления, - ...меня.

С огромным трудом он договорил фразу до конца. Поднял голову и по безжизненно лежавшему на траве обручу догадался: Солнышко, испугавшись его вида, давно ушла.

Детской душой будущей женщины она догадалась, что Леро сражен каким-то недугом, но как и чем помочь ему, не представляла. Ее доброе сердце, истерзанное предчувствием беды, теперь не знало, о чем говорить с сердцем Леро. Лишь изредка горько жаловалось ему то на ужасную тесноту, то на безмерную пустоту в груди...

А что Леро? Болезнь продолжала в нем свою разрушительную работу. Крылатое существо, почти вытеснившее из него человека, сделало крен, в результате чего с мальчиком произошло самое печальное за все это время: он стал неправильно воспринимать положение вещей! Все доброе ему теперь казалось подозрительным. Во взгляде, обращенном к нему с любовью и жалостью, он видел дерзкую насмешку. Отныне он стал избегать всякого общения. Уже не просил товарищей будить его по утрам. Спал теперь и ночью и днем. Просвет между сном и бдением катастрофически сужался. На его сознание надвигалась полярная ночь Летаргии - покровительницы всех измученных и всех измучивших себя...

Сансанч посадил вялого, дремлющего Леро в корзину аэростата, сбросил балласт, и они полетели в клинику физического бессмертия, расположенную на заснеженной вершине горы.

Там мальчика обследовали и пришли к заключению, что он будет спать свыше восьмидесяти лет.

- Не хотел бы я быть на его месте, - хмуро заметил Сансанч. Проснуться, когда все твои друзья и подруги уже будут глубокими стариками...

- Можем еще предложить вечный сон, - бессильно развели руками врачи.

- Чем он отличается от смерти?

- Спящий один раз в столетие глубоко вздыхает, открывает глаза и тут же засыпает еще на сто лет. И так далее.

Сансанч отказался усыплять Леро и вместе с ним полетел к подножию горы, в Нескучную Обитель. Он надеялся, что по дороге домой что-нибудь придумает. Но ничего стоящего не пришло в голову. Приземлившись, он отнес спящего мальчика в его надувной домик - последнее время Леро ночевал в самом глубоком и темном ущелье округи. А сам пошел к себе в кабинет, чтобы по космическому телефону связаться с родителями ученика и испросить их волю...

Увы, он не знал, что Леро сквозь дрему слышал приговор врачей. И как только руководитель НО, заботливо прикрыв его одеялом, ушел, мальчик принял решение, которое ему показалось до того простым и мудрым, что он впервые за много дней слабо улыбнулся.

Он встал за час до рассвета. Ночью, как ни странно, ему ничего не приснилось. Но это не повлияло на его решимость исполнить задуманное. Он вышел из домика и в последний раз, как бы запоздало возрождаясь к жизни, сделал утреннюю гимнастику, почистил зубы, ополоснулся ключевой водой. И начал восхождение в гору.