Джек Вэнс - Языки Пао. (Роман)

«Да-да, — вздохнул Палафокс. — Что ж, ничего другого я не ожидал. Я скоро вернусь на Раскол, а ты можешь поручить Пон заботам пастухов и собирателей дикого утесника».

Беран скрыл удивление податливостью раскольника. «Надо полагать, — сказал он наконец, — ваши планы существенно отличаются от моих. Вы помогли мне занять престол панарха только потому, что Бустамонте отказывался с вами сотрудничать».

Очищая инжир, Палафокс задумчиво улыбнулся: «В данный момент я ничего не планирую. Я всего лишь наблюдаю и, если это требуется, предоставляю рекомендации. Дальнейшие события будут происходить по инерции — так, как движется заведенный и предоставленный самому себе механизм».

«Заведенный механизм может натолкнуться на препятствие и остановиться», — возразил Беран.

Палафокс беззаботно положил в рот инжир: «Само собой — никто не мешает тебе создавать препятствия».

Несколько следующих дней Беран провел в мучительных размышлениях. По всей видимости, старый раскольник рассматривал его как предсказуемый функциональный элемент, автоматически реагирующий в соответствии с какими-то расчетами. Это соображение заставило его проявить осторожность и не торопиться с рассредоточением обитателей трех экспериментальных анклавов, не говоривших по-паонезски.

Наложниц из роскошного гарема Бустамонте он отправил восвояси и занялся формированием собственного гарема. Это от него ожидалось — панарх без надлежащих любовниц вызывал бы нежелательные подозрения.

В этом отношении Берану не препятствовали никакие внутренние препоны; так как он был молод, хорошо выглядел и пользовался всеобщей популярностью героя, собственноручно повергнувшего в прах ненавистного узурпатора, затруднения Берана объяснялись не столько поиском наложниц, сколько разнообразием ассортимента, предлагавшегося на выбор.

Тем не менее, государственные дела почти не оставляли времени на удовольствия. Бустамонте заполонил исправительный лагерь на Вредельтопе политическими заключенными вперемешку с уголовниками. Беран объявил амнистию всем узникам, кроме лиц, действительно совершивших тяжелые преступления. Кроме того, в последние годы своего правления Бустамонте поднимал налоги, пока они не стали почти такими же обременительными, как при покойном Айелло, а если между этими уровнями и существовала какая-нибудь разница, ее жадно поглощали чиновники-взяточники. Беран безжалостно расправлялся с правительственными жуликами, заставляя их заниматься самыми неприятными видами тяжелого физического труда и выплачивать наворованное из своего скудного заработка.

Однажды, без предупреждения, в столицу спустился красный с синими и коричневыми обводами космический корвет. Пренебрегая ответом на обычное требование диспетчера назвать себя и указать причину прибытия, владелец корабля развернул длинный раздвоенный вымпел и нагло приземлился прямо посреди висячего сада на крыше Большого дворца, подминая кусты и клумбы.

Из корабля вышел Эван Бузбек, гетман топогнусского клана Брумбо, в сопровождении свиты отборных головорезов-приближенных. Игнорируя дворцовых служащих, бандиты прошествовали в парадный тронный зал и громко потребовали, чтобы к ним явился Бустамонте.

В зал вошел Беран, облаченный в церемониальную черную мантию.

К тому времени Эван Бузбек уже узнал о смерти Бустамонте. Он смерил Берана цепким оценивающим взглядом, после чего подозвал переводчика: «Спроси нового панарха, признаёт ли он себя моим вассалом!»

Беран ничего не ответил на робкий вопрос переводчика.

«Что скажешь, новый панарх?» — рявкнул Бузбек.

«По правде говоря, у меня нет готового ответа, — произнес наконец Беран. — Я хотел бы править в мире и спокойствии. В то же время я считаю, что мы слишком давно платим топогнусскую дань».

Выслушав переводчика, Эван Бузбек зашелся раскатистым хохотом: «Благими пожеланиями вымощена дорога в ад! Жизнь — пирамида, и на ее вершине может стоять только один. В данном случае на вершине пирамиды стою я. Непосредственно подо мной — другие военачальники клана Брумбо. Остальные меня не интересуют. Каждый возвышается настолько, насколько позволяют его доблесть и коварство. Я прибыл, чтобы потребовать от Пао удвоенной дани. Мои расходы увеличиваются — соответственно должен увеличиться вклад паонов. Если ты покоришься, мы расстанемся мирно. Если нет, мои беспокойные соплеменники нанесут твоей планете еще один визит, и ты горько пожалеешь о своем упрямстве».