Федор Цевловский: Церон

Взгляд блондина, перестав блуждать в пространстве, улыбаясь, скользнул по Мирано.

После короткой паузы, смотря на Мирано, который, остановившись, напряженно его слушал, доктор сказал:

— Вы снова стали таким, каким я вас люблю видеть. А теперь слушайте же! Альпинизм — спорт, притом один из очень рискованных спортов. Занимались ли вы им, Мирано?

Мирано, к которому давно вернулась спокойная уверенность, радостно ответил:

— Я не только, доктор, хорошо знаком с этим видом спорта, но очень много им и занимался. Сначала я увлекал-с я Кордильерами, потом с группой, которую мы образовали из страстных альпинистов, членов самых разнообразных клубов, мы начали восхождения на Гималаи. Это продолжалось в течении двух сезонов. Два лета я блуждал по их откосам и днями ходили по их глетчерам, часто ночуя над облаками. На многие их вершины мы не могли взобраться, хотя были прекрасно снаряжены и не боялись смерти. Даже специальные экспедиции успели достичь немногим больше нас. Ряд хребтов, почти неприступных, заслоняет собой две надоблачных вершины. Я не знаю даже предания, которых много в тех местах, по которому кто-либо даже в легенде смог взбираться на них. Хотя двое из группы на пути к тем хребтам погибли, мне все же удалось их увидеть. Их очертание, как живое, и сейчас передо мною.

— Хорошо, — произнес доктор, — нам остается решить второй вопрос. Кто эти люди, что, не отрываясь, следят за нами и зачем им нужны эти наблюдательные пункты? Ведь не нужно забывать, что им видна лишь надоблачная часть земли, все остальное для них невидимо, в то время как их радио-телеграммы совершенно определенно указывают на то, что они снабжены совершенным научным оборудованием, служащим им для достижения определенной, практичной, конкретной задачи. Они находятся на рубеже активной Азии и, несмотря на это, они рискнули вложить огромные суммы денег в такое рискованное предприятие, так как, узнав о их существовании, земными торпедами в короткое время их может уничтожить любая из стран. Кроме того, их таинственное поведение после их обнаружения, — лучшее доказательство того, что этот наблюдатель не принадлежит ко враждующим здесь странам, а скорее всего агент того неосязаемого треста, который руководит общественным мнением, то разжигая страсти, то их охлаждая, ловко зарабатывая и на том и на другом. Если это так, то этот наблюдатель не единственный, а их целый ряд и, конечно, все они предупреждены о нас. Что этот трест, организация или государство для нас опаснее всех остальных, мне совершенно ясно из того внимания, которое они нам уделили. Они единственные, которые, не зная нас, обладают средствами, которые могут нам пока в лучшем случае мешать, а, быть может, если это им покажется выгодным, по всему миру начать нас травить. Поэтому нашей первой задачей будет проследить, кто их возглавляет, а потом их обезвредить или ликвидировать, как стратоплан. Приготовьте сейчас же экипаж к работе, мы немедленно переходим к действию.

Произнеся это, доктор быстрыми шагами пошел по направлению к стене, расступившейся перед ним в последнее мгновение. Он очутился в полумрачной соседней каюте, где спали двое людей.

Шум пробуждающегося города врывался в открытое окно большого прекрасно обставленного бюро. В креслах, расставленных около круглого стола, виднелись три ушедшие в свои мысли фигуры. Сорокалетний мужчина с плотоядным ртом и чуть вьющимися волосами произнес, взглянув на часы:

— Нам осталось до рапорта Шимера восемь минут.

Его голос прозвучал в утренней тишине, нарушаемой гудками автомобилей и звонками трамваев, неуверенно. Взгляды двух других устремились на него.

Один из них, библейского вида старик, с большой седой бородой и живыми юношескими карими глазами. Другой же имел холеные руки, безличное, тщательно выбритое лицо ксендза, украшенное массивным подбородком, выражавшим спокойствие и упорство. Голос человека с плотоядными губами вызвал их из состояния полудремоты, в которую они были погружены. Но слова, произнесенные им, не произвели на них никакого впечатления и, перестав дальше обращать внимание на него, они погрузились в свои мысли. Пожав плечами, этот человек тоже закрыл глаза и, если бы не судорожно сжимаемые им короткие, мясистые пальцы, можно было подумать, что и он заснул. Шум пробуждающегося города становился все разнообразнее и сильнее. Из-за спины сидящих бесшумно распахнулась дверь. В нее вошла стенографистка, держа телеграмму в руках; молча передала ее старику и бесшумно вышла. Старик вскрыл ее с усталым безразличным видом и начал громко читать. Но по мере чтения он начал оживляться и в голосе его послышались металлические нотки. В этой радиограмме не было ни обращения, ни подписи. Ее текст гласил: