Ким Робинсон - Зеленый Марс

После неловких приветствий их разговор почти сразу превратился в яростную дискуссию. Энн твердила, что революция – это шанс пустить под откос все усилия по терраформированию и убрать с планеты столько городов и людей, сколько возможно, если необходимо – насильственным путем. Испуганная ее апокалиптическим видением, Надя спорила с ней до хрипоты. Но Энн полностью ушла в свой мир.

– Я буду счастлива, если Берроуз будет уничтожен, – холодно заявила она.

Надя стиснула зубы.

– Если ты уничтожишь Берроуз, погибнет все. Куда денутся люди, живущие там? Ты станешь массовым убийцей. Саймону было бы стыдно за тебя.

Энн нахмурилась.

– А власть развращает. Позови Сакса. Я устала от твоей истерики.

Надя переключила звонок на Сакса и выбежала из комнаты. Энн ошибалась: опасны глупцы, развращающие власть. Но, наверное, она тоже перегнула палку – с Энн надо быть терпеливой. Может, она оттолкнула ее своей резкостью и несдержанностью… Но Надю пугала темная сторона Энн – тьма, с которой никто ничего не мог поделать. Страх разъедал сильнее, чем власть. Соедините их вместе…

Однако она надеялась, что сумела повлиять на Энн. Теперь она решила поговорить с Мишелем, который вместе с Майей находился в Берроузе.

– Неудачный ход, – осторожно отметил он. – Стратегия, вытекающая из страха.

Надя вздохнула. Она боялась. Революция означала разрушение одной структуры и создание другой, но ломать легче, чем строить, и вовсе не обязательно, чтобы все всегда продвигалось успешно. Удивительно, но революционный процесс напоминал возведение арки. Пока не сконструированы обе колонны, а ключевой камень не положен на место, любой, даже самый слабый, толчок мог обрушить всю конструкцию.

В среду вечером, спустя пять дней после звонка Сакса, около сотни людей покинули Берроуз на самолетах. (Ходили слухи, что железнодорожная магистраль слишком уязвима для диверсий.) Надя тоже отправилась в дорогу: она устала сидеть на месте. Сакс присоединился к ней.

Самолетик летел всю ночь напролет и наконец приземлился на каменистую посадочную полосу возле убежища богдановистов в стене кратера Дю Мартерей, который располагался на Большом Уступе, к юго-востоку от Берроуза. Солнце выкатилось из-за горизонта, будто капля ртути, свет изрезал отдаленные холмы на севере низкой равнины Исиды. Еще одно новое ледяное море, чье продвижение на юг было остановлено лишь аркой дайки: та изгибалась, как длинная, земляная плотина, чем она, собственно, и являлась.

Дабы получить хороший обзор, Надя поднялась на верхний этаж убежища Дю Мартерей. Там имелось панорамное окно: оно было замаскировано под горизонтальную трещину под ободом кратера и позволяло смотреть на Большой Уступ, дайку и упершийся в нее лед. Надя долго любовалась марсианским пейзажем, потягивая кофе, смешанное с доброй порцией кавы. К северу простиралось ледяное море с его сбившимися в кучу сераками, айсбергами, вставшими на дыбы льдинами и плоскими белыми листами подмерзших озер талой воды. Чуть подальше бугрились холмы Большого Уступа, усыпанные зарослями колючих кактусов, которые расползались по камням, словно коралловые рифы. Разновысотные поля черно-зеленого тундрового мха украшали русла холодных ручьев, текущих с Большого Уступа. Другие потоки казались диатомовыми водорослями, застрявшими в складках красного камня.

Окрестности Берроуза

А в отдалении, отделяя пустыню ото льда, бежала новая дайка – свежий темный шрам, рассекший две реальности.

Надя пристально изучала ее в бинокль. Южная оконечность представляла собой реголитовую насыпь: она доходила прямо до обода кратера Wj, который поднимался примерно на полкилометра от нулевой отметки – намного выше ожидаемого уровня моря. Дайка стремилась на северо-запад от кратера, и Надя с помощью бинокля могла созерцать ее на протяжении примерно сорока километров, пока та не исчезала за горизонтом, как раз к западу от кратера Xh. Тот был окружен льдом, и его багровое нутро напоминало гигантское сливное отверстие. Везде, насколько хватало глаз, лед упирался в края дайки. Со стороны пустыни дайка достигала порядка двухсот метров в высоту, хотя об этом было трудно судить, поскольку под ней пролегала глубокая траншея. На противоположной стороне лед также громоздился достаточно высоко – на полпути к вершине и даже выше.