Юрий Кудряшов - Корпорация. ZERO

Почему же тогда всё у неё внутри подобралось, а кровь отлила от сердца? Откуда это пришло к ней, из каких страшных глубин нахлынуло неопровержимое знание, что отец Рафаил – не совсем человек, а кто-то непостижимый, живущий в высшем мире, где принято носить за спиной крылья?

Это знание помогло ей перенести горечь утраты через несколько лет, когда её приёмный отец ушёл из жизни. Как это случилось, никто в точности не знал. По версии следствия, отец Рафаил упал с высокой стены недостроенного собора, и это был несчастный случай. Некоторые поговаривали, что отца Рафаила убили. Свели с ним счёты национал-патриоты, которых он выставил из монастыря без благословения. Не простили ему слишком принципиального следования учению Христа, которое не приемлет насилия.

Склонная к мистицизму братия монастыря говорила, что душа отца Рафаила соединилась с его любимым детищем – с храмом, который он строил. И действительно, он день и ночь пропадал на грандиозной стройке, которая развернулась в их монастыре после того, как из Москвы выделили деньги на возведение главного монастырского собора.

Это была часть государственной программы по возрождению православной веры. Принимались и другие меры, но почему-то чем больше государство участвовало в церковных делах, даже с самыми добрыми намерениями, тем больше захиревали эти самые церковь и православная вера. Как будто мертвящее, казённое дуновение высушивало и выхолаживало всё то тёплое и душевное, что испокон веков делало православие таким близким человеческой душе. А если душа не просится в храм, то не помогут красота убранства, торжественность службы и прочие уловки.

Не красотой единой жив человек. Мир спасёт не красота, а простота, вопреки утверждению Фёдора Михайловича. Безыскусная простота, что живёт в самой середине человеческой души, спасёт мир. Если Богу будет угодно, чтобы он был спасён. Из этой простоты рождаются и сила, и красота, и правда, и сама жизнь…

Всё это знал отец Рафаил, но всё-таки увлёкся проектом огромного и красивого собора, который должен был привлечь паломников в забытый Богом монастырь. Прощались с отцом Рафаилом в новом недостроенном храме, и на ночь оставили там же. Посреди ночи Аггель проснулась от того, что её кто-то довольно сильно и болезненно толкнул в бок, сон как рукой смахнуло. Аггель вылезла из кровати и, стоя посреди комнаты, пыталась понять, что происходит. И вдруг вспомнила, что её приёмный отец лежит сейчас в пустом храме один.

Она побежала к храму, осторожно забралась на пятнадцать крутых ступеней и заглянула в щель грубо сколоченной из досок временной двери. Действительно, в храме никого не было, хотя монахи должны были всю ночь читать Псалтирь. Она осторожно вошла, бесшумно ступая по ледяному цементному полу босыми ногами, и подошла к гробу, который стоял точно посередине, на двух табуретках. Тени от горящих свечей и лампад причудливо метались по стенам. И в этом мягком и неверном свете лицо отца Рафаила показалось Аггель совсем живым.

Настолько это было явно, что сердце у неё залилось горячей кровью от счастья. «Это ошибка! Он не умер, просто сознание потерял!» Аггель схватила отца за руку, чтобы поднять из гроба, и тут почувствовала, что держит руку неживую, сухую и холодную, как у фарфоровой куклы. И наваждение вмиг пропало: она увидела, что перед ней труп, который в тёплом, разогретом свечами воздухе уже начал попахивать смрадно. Это был момент истины. Сказка кончилась. Волшебник умер и оказался обманщиком, как и волшебник Изумрудного города.

Это было настолько тяжело, безысходно и непоправимо, что Аггель даже не смогла заплакать. А как было бы здорово залиться тёплыми, сладкими, умиротворяющими слезами! Но Аггель даже говорить не могла. Ей показалось, что душа её со всего размаха ударилась о цементный пол, и от этого язык провалился вовнутрь, запал куда-то вглубь сухой гортани. И вот в таком состоянии её нашёл послушник, который выходил на пять минут из храма по нужде. И после этого Аггель больше не сказала ни слова.

Её отчитывали, то есть читали над её головой молитвы против злых духов, и отпаивали святой водой, и к врачу водили, но ничего не помогало. Аггель замкнулась в себе. Ей казалось, наступили холода прямо посреди лета, и она не хотела растерять последние частички тепла, последние сполохи того жаркого счастья, что согревало её жизнь. И она закрыла поплотнее все двери и окна в свою душу.

На сороковой день стали собирать поминки, резать кур и варить куриную лапшу. Одно из самых маленьких пёрышек как-то залетело в комнату, где лежала Аггель и смотрела в потолок. Иногда на потолке показывали кино: она вспоминала свою прошлую счастливую жизнь, и это были счастливые часы. Но иногда ей что-то мешало, как, например, сегодня, когда в окно доносились весёлые детские голоса и лай собак. Голоса эти ужасно раздражали Аггель.