Константин Кудряшов - Александр I и тайна Федора Козьмича

Тема предлагаемого очерка выросла из прочитанной мною публичной лекции, чем и объясняется популярный характер изложения. Для составления очерка сделано немало архивных разысканий и других справок. Подлинный текст «Воспоминаний» Хромова, письмо Евдокима, значительная часть сведений о Федоре Козьмиче и Хромове, выдержки из писем о Ф. А. Уварове и целый ряд других неиспользованных или неизвестных ранее данных дали основу для построения новых выводов. Введенный мною новый материал легко будет обнаружен читателем, знакомым со специальной литературой. Две первые главы по содержанию своему не новы, но служат введением, без которого дальнейшее изложение могло бы стать неясным.

За содействие в работе выражаю сердечную признательность профессору Д. В. Айналову, В. Г. Дружинину, профессору Н. П. Лихачеву, Н. Р. Политур, Т. О. Соколовской, С. Н. Сыромятникову, профессору С. Н. Чернову, ректору Санкт-Петербургского медицинского института профессору Ф.Я. Чистовичу и всегда любезному, неутомимому архивному работнику А. В. Шебалову. Приношу особую благодарность О. А. Дашковой за разрешение использовать материалы, собранные в Сибири ее покойным мужем.

Исследователь всегда с некоторым смущением останавливается над определением характера императора Александра I. Несмотря на то что он был человек деятельный, любивший и умевший говорить, соприкасавшийся со многими выдающимися людьми своего века, оставивший заметные следы в политической жизни России и Европы, дать верную его характеристику нелегко. В личном обращении он был необыкновенно любезен, при желании мог быть обаятельным. Но отзывы современников противоречивы. По мнению Наполеона, большого знатока людей, «русский император — человек несомненно выдающийся; он обладает умом, грацией, образованием. Он легко вкрадывается в душу, но доверять ему нельзя: у него нет искренности. Это настоящий грек древней Византии». Форнгаген же утверждает, что «у Александра никогда не было сильного ума: это ум совершенно посредственный и любит только посредственность. Настоящий гений, ум и талант пугают его… У него никогда не бывает ни минуты искренности и простоты, он всегда настороже». Шведский посланник в Париже Лагербиелки определяет его сжато и остроумно: «Александр в политике своей тонок, как кончик иголки, остер, как бритва, и фальшив, как пена морская». Новейший исследователь александровской эпохи, Николай Михайлович, врожденным свойством Александра I считает обворожительность, то, что французы называют le charme; «Недаром, — замечает он, — в собственной царской семье и мать, и супруга, и братья с их женами называли Александра нашим ангелом — «notre ange»»; он допускает, что в душе Александра Павловича действительно было «нечто ангельское», потому что «его доброта и благожелательность к ближнему не подлежат сомнению».

Между тем «notre ange», доброта и благожелательность которого «несомненны», о военных поселениях выразился однажды так: «Военные поселения будут, хотя бы для этого пришлось всю дорогу от Чудова до Петербурга устлать трупами»; своей родной сестре Екатерине Павловне он слал столь нежные письма, что их тон и характер заставляют предполагать интимные отношения между братом и сестрой. Существует при том мнение, что Александр I России не любил, русского языка хорошо не знал, русских презирал; «из них каждый, — по его словам, — либо плут, либо дурак»; во внешней политике он подпадал нередко под влияние личного самолюбия или погони за позой вопреки истинному благу и действительным интересам России, благодаря чему иным исследователям «ангел» для своей семьи представляется чуть не злым гением для России.