Джордж Эффинджер: Кошечка Шрёдингера

– Я помогу, – кивнул он. Они эскортировали фрау Гильберт в ресторанчик – тут было так же жарко, но, по крайней мере, крутились потолочные вентиляторы. Гильберт представил себя и своих спутниц хорошо одетому мужчине, сидевшему за лучшим столом в компании жены и четверых детей. Ему пришлось испробовать три иностранных языка, прежде чем его поняли. Он объяснил, что случилось, и его попросили не беспокоиться.

Гильберт развернулся и выбежал из ресторанчика в поисках экипажа.

Улиц в европейском смысле этого слова тут не было. Он немедленно сбился с пути; узкие проходы между старинных зданий превращались в переулки, улочки, расширялись до маленьких площадей и сужались опять, заводили в тупики, кружили. Гильберт совсем отчаялся, когда выбежал обратно на сукк [9] Рыночная площадь в странах Арабского Востока. , вроде бы тот же самый, с которого начал путь, и обрадованно огляделся в поисках ресторанчика. Он ошибся: сукк был другой, в городе их наверняка сотни.

Гильберт начал паниковать. Даже если он отыщет извозчика – как указать ему путь на ту площадь, где ждут жена и Клэрхен?

Тяжелая рука опустилась на его плечо, и математик безуспешно попытался разжать сильные мужские пальцы, стиснувшие его. Он поднял голову и уставился в худое испитое лицо человека в полосатом халате и синем кепи. Араб повторял несколько слов, которых Гильберт не понимал.

Незнакомец взял Гильберта за руку и то ли повлек, то ли потащил за собой через толпу. Гильберт не сопротивлялся. Они миновали два базара, одну лавку жестянщика и одну – мебельщика. Открылась вымощенная крупными булыжниками улица, ведущая к большой площади. На противоположной стороне площади возвышалась величественная мечеть со множеством башенок, сложенная из розового камня. Гильберта поразила красота сооружения – на его взгляд, оно ничем не уступало Тадж-Махалу.

Непрошеный проводник тащил его все дальше через толпу; временами приходилось толкаться и наступать на ноги, чтобы расчистить Гильберту путь. На площади негде яблоку было упасть. Вскорости Гильберт понял, почему: в центре воздвигли платформу, на которой стоял крупный мужчина. Топор в его ручище не оставлял сомнений в избранном им занятии: то мог быть только палач. Гильберта замутило: арабский проводник безжалостно волок его через площадь, пока они не очутились у самого подножия платформы.

Он увидел полицейских в униформе и бородатого старика, ведущего перед собой юную девушку. Толпа расступилась перед ними. Девушка была ослепительно красива. Гильберт встретился с ней взглядом и чуть не утонул в огромных темных глазах – «глаза, как у газели», всплыли в смятенном сознании строки Омара Хайяма. Он заметил, что девушка очень худа, и даже сравнительно свободная скромная одежда этого не скрывала.

Девушка поднялась по ступеням к платформе и снова посмотрела математику прямо в глаза. Гильберта просто тошнило; он почувствовал, как ноги подгибаются. Девушка отвела взгляд.

Араб что-то крикнул Гильберту в ухо. Математик не понял его. Он в ужасе смотрел, как Джехана опускается на колени, а палач заносит над ней свой инструмент. По толпе прокатился жалобный глухой вскрик. Гильберт увидел на своем костюме маленькие темно-красные точки. Кровь. Араб закричал на него и сильно сжал руку, пока Гильберт не отступил и не полез за бумажником свободной рукой. Араб довольно улыбнулся. Через его голову Гильберт увидел, как несколько помощников палача уносят обезглавленное тело девушки.

Араб не отпускал его, пока Гильберт не уплатил баснословную сумму.

В переулке прошел еще, может быть, час. Джехана отошла в самую темную его часть и села там, подтянув колени к подбородку, прислонившись к сложенной из грубых кирпичей стене. Если поспать, сказала она себе, ночь пройдет быстрее. Но если не бороться со сном... Что, если она проснется поздно утром, когда всякая возможность изменить ход вещей уже будет давно потеряна?

Единственный ее спутник в ночном бдении, полумесяц, покинул небосклон. Джехана задрала голову. Между крыш виднелись фрагменты созвездий. Знакомые в сочетаниях, звезды теперь были неотождествимы поодиночке. У людей все наоборот. Она вздохнула. Она не привыкла к таким умным мыслям.

Да какие там умные мысли? Ее просто сморило чуток.

Она позволила голове упасть на колени. Обхватила руками щиколотки. Большая часть ночи уже миновала. На улице тихо. До рассвета, наверное, от силы часа три...