Андриан Ладан - Энэр

Продолжая вкалывать, он срубил новую избу и сделал в ней удобства не хуже городских. Деревушка, расположившаяся на берегу речки, бочком упиралась в лес, и участок земли матери-отца был с самого краю – речка на задах да лес с боку – загляденье, в чём Кузе выпал случай убедиться.

Жена Михалыча, резко подобрев после развода, стала приезжать в гости, но Михалыч догадался о причинах такой перемены: ещё и дом вознамерилась оттяпать. Да и в дочери читались те же самые черты, как в яблоке – от яблони.

Михалыч частенько делился житейскими проблемами, перемежая повествование прибаутками, поговорками и известными фразами, а Кузя слушал, цепляя прибаутки и не особо вникая в подробности чужой жизни. Ему казалось, что волею судьбы его минула сия горькая чаша: будущая семейная жизнь Кузе казалась уже выстроенной – не шикарной, но благополучной, и беспокоиться, казалось, не о чем, но судьба плела свои узоры.

Через год у Кузи и Кати родилась дочка Маля. Хозяйка квартиры, Алиса, относилась к ним как к родственникам. Она помогала Кате и словом, и делом, и даже комнату свою не запирала никогда. Летом Алиса жила в садовом домике, а Кузя и Катя чувствовали себя совсем вольно.

Рая, жившая в том же подъезде, была знакома с Алисой и порой заходила поболтать. Оказалось, что именно она порекомендовала Тихону пустующую комнату. Катя и Рая стали подружками, и на работе отношения Кузи с Раей тоже были тёплыми – дружескими, на что с недовольством смотрел Потап.

У Михалыча полоса жизни была не столь светлой, он схоронил мать и пытался вновь завести семью, но всякий раз обжигался на корыстных устремлениях подруг.

Как назло, у Тихона открылся нехороший принцип – он никогда не пересматривал оговорённый размер зарплаты. Михалыч, проработавший больше всех, предложил сообща поставить вопрос о повышении, но из солидарности поддержал лишь Кузя, а другие отмежевались. Михалыч был уволен, Кузя предупреждён, а добрые отношения в коллективе сменились подозрительностью. Нагрузка на Кузю увеличилась, а зарплата осталась прежней.

Потом и на Раю свалилось горе. Её шестилетний сын катался на санках с горки, и какие-то пацаны врезались санями ему в живот. Сын вернулся домой со слезами, а Рая постаралась успокоить его, мол, мужчины не плачут: искать виновников было поздно и бессмысленно. Вечером у сына поднялась температура. Рая, оставив Кате дочку, отвезла сына в больницу. Его поместили в стационар, а Рае наотрез отказали в намерении быть с ним.

Врач пришёл к пацану только утром и обнаружил его умершим. «Защитники» детей сворой приехали к Рае и, обвинив её в избиении сына, отобрали дочку. Сколько ни искала Рая справедливости в прокуратуре и судах всех инстанций – везде отпинывали. С горя Рая запила, и её лишили родительских прав.

Катя, с которой Рая делилась своими горестями, пересказывала их Кузе, поражаясь, какие страшные дела творят власти. Как-то она сказала: «У нас с тобой всё так хорошо, что даже страшно! Хоть бы ругались, что ли!»

Когда Рая повесилась, Катя долго была вне себя от ужаса, а потом стала намеренно устраивать глупые ссоры.

Потап, не раз подкатывавший к Рае, тоже запил. В поддатом состоянии он со слезами на глазах обвинил весь коллектив в смерти Раи: «Мы должны были пойти все вместе и отобрать дочку у этой своры!!!» – орал он.

Тихон предупредил его разок не приходить на работу пьяным, а на другой раз уволил.

Кузе Тихон принёс официальные удостоверения газорезчика-сварщика и водителя погрузчика и свидетельства о прохождении полных курсов обучений.

– У нас всё покупается и продаётся, – пояснил Тихон.

На Фаю легла двойная работа, а Тихон надолго слёг в больницу. Его жена, занявшая директорское кресло, приняла нового работника по имени Эдик, который ничего не умел и ничего не хотел делать, а лишь льстиво улыбался всем.

Маля росла хохотушкой. Радость переполняла её во всем. Кузе нравилось играть и гулять с ней. Катя хотела устроиться на работу в детский сад по соседству, но Кузя настоял на том, что при их скромных потребностях его зарплаты на жизнь хватает, а потому Кате лучше посвящать себя дочке. Разок они погостили у родителей Кузи, чему те были несказанно рады. Прошло уже немалое время после того, и мать приглашала вновь, но скопленного хватило бы только на дорогу, а Катя снова была беременна.

Кузю раздражало заискивание Эдика, но ещё больше раздражала необходимость полного контроля над тем, что и как он делает. Проще было самому всё сделать, чем принудить нерадивого, и Кузя стал поучать неумеху, не пренебрегая повышенным тоном и крепким словом.