Андриан Ладан - Энэр

«Интересно!» – подумал Кузя.

Елена положила голову на бедро Кузи и улеглась поудобней.

Машина то ехала, то останавливалась, то поворачивала туда-сюда. Настя упорно сопротивлялась толчкам и поворотам, всякий раз рискуя упасть, а Елена, в темноте, лежала с открытыми глазами, о чём-то думая.

Наконец машина остановилась, и водитель вышел.

– Чё, Миха, за товаром? – спросил кто-то.

– За товаром, капитан, – ответил водитель.

– А чё зачастил-то?

– Да, бараны, погрузили не то, что надо. Менять везу.

– Открывай! – потребовал капитан.

Двери кузова открылись, и потолок осветился.

– Разгружать придётся, – выдал капитан.

– Зачем?! – удивился Миха.

– «Перехват» объявили.

– О-о! Тогда я обратно поеду, – протянул водитель.

– Ладно! – смилостивился капитан. – Двойной тариф, и я сообщу, чтоб не тормозили.

Дверь закрылась. Прошло некоторое время, и машина вновь поехала. Елена заснула, а Настя продолжала сопротивляться. Кузя взял ещё одну коробку и, сложив её много раз, подал Насте, чтобы присела на неё, но Настя не видела поданный предмет, а только измученно озиралась. Кузя, протянув руку, молча взял её за мизинец, чтобы не будить Елену. Настя сначала взглянула испуганно на Кузю, а потом блаженно закрыла глаза. Кузя положил её руку на приготовленную «табуреточку», и она, догадавшись, присела на неё, став чуть ближе к Кузе.

Отпустив руку, Кузя любовался ею, её откровенными эмоциями, предполагавшими, что никто не видит их в темноте.

Вдруг её взгляд снова стал беспокойным, и Кузя догадался, что она хочет в туалет: этот же взгляд уже был у неё и пропал, когда он взялся за палец. Кузя уже подумывал отвести на это дело одну коробку, но Настя протянула руку, явно стремясь прикоснуться к Кузе, и он вновь взял её мизинец. По её лицу промчалось удивление, а потом лицо расслабилось, и глазки закрылись, словно в забытье.

Машина долго катила по прямой. Кузя догадался, что это та самая трасса, которую он строил.

Наконец машина сбавила ход, и Кузя вновь догадался, что она заезжает на заправку. Настя спала, и наверняка должна была свалиться на Кузю при повороте. Кузя, не отпуская её мизинца, приготовил вторую руку, и вовремя – машина свернула, и Настя упала в его объятья. Одной рукой Кузя по-прежнему держал её за руку, а другой, так получилось, удержал её от падения, положив ладонь на грудь и плечо, но Настя не проснулась. Елена тоже продолжала спокойно спать. Кузя осторожно прижал девушку к себе, слегка сжимая её девичью грудь, что возбуждало и напоминало о Кате.

Заправившись бензином, а не сменив аккумулятор, как это делали кары, машина поехала дальше. Впереди было ещё три четверти пути. Воздух посвежел. Склонив голову, Кузя прикоснулся губами к носику Насти: так он всегда определял, не холодно ли Мале, – носик был тёплым.

Девушка никак не отреагировала, и Кузе захотелось – очень захотелось – коснуться её губ. Он долго любовался её длинными ресницами и бутоном губ и наконец решился поцеловать, но Настя вдруг открыла глаза…

Она водила туда-сюда глазами, посмотрела на его руку, сжимающую грудь, хотя в темноте не могла видеть её, и хотела было подняться, но ей, почти упавшей на Кузю, это было непросто, и она смирилась. Ещё раз посмотрев в сторону серебряной перчатки, улыбнулась, игриво покривилась личиком и, прислонившись щекой к плечу Кузи, снова закрыла глаза.

– Приехали! – услышал Кузя и проснулся.

Он посмотрел на попутчиц – они по-прежнему спали, и он всё так же держал Настю. Дверь кузова отворилась.

– Ну как вы? Не замёрзли? – озаботился Миха.

– Нет. Всё в порядке! – ответил Кузя, и Елена зашевелилась.

– Сможешь выбраться?

– Постараюсь, – выдал Кузя и тихо скомандовал: – Просыпаемся.

Тихое слово оказалось действенней громкого. Елена потянулась и привстала. Кузя помог Насте надёжно сесть на «табуреточку» и стал выбираться поверх коробок и тюков.

– Ой, как холодно! – послышалось вослед.

Стояла глубокая ночь. По дороге то и дело проезжали машины. Придорожная закусочная по другую сторону дороги и стоянка перед ней освещались жёлтыми фонарями. Миха пристроил грузовик к высокому кирпичному забору так, что свет фонарей падал только на кабину, а кузов затеняли деревья. В свете фонарей блестела изморозь на траве. Миха оказался вполне славянской внешности, и говорил без акцента.

– Как вы не замёрзли?! Минус показывает! – удивился Миха, поёжившись.