Василий Ванюшин - Вторая жизнь

Глухо прозвучал хриплый голос Мартинсона:

- Какая ответственность, коллега? Радоваться надо такому успеху, гордиться... Я не понимаю.

- Я вынужден был работать самостоятельно, - спокойно заговорил Галактионов. - Директор вычеркнул мои опыты из программы института - они вне рамок геронтологии, - я был лишен сотрудников, необходимого материала. Мне поручили работать совместно с вами, коллега, - он с протянутой рукой и с легким поклоном посмотрел на Мартинсона. - Я так и делал. Но параллельно, на страх и риск, работал над тем, чему решил посвятить всю свою жизнь.

- Вы не должны были этого делать здесь, тем более производить опыты с лучами, которые считаете секретом. Здесь не должно быть секретов, - снова резко заговорил Доминак. Он стоял за столом, Галактионов - на кафедре, их перепалка походила на диспут, да оно так и было. - Впрочем, вы человек не нашей морали. Мы же всегда с открытым сердцем... - Он вскинул руки вверх, как священник на проповеди, посмотрел на потолок, обвел глазами стены. - Этот очаг, светоч гуманизма, называют пристанищем шпионов и шарлатанов. Может ли быть спокойным святое чувство ученого? Что скажут о нас тысячи наших друзей в разных странах, перед которыми мы ответственны на предстоящем конгрессе? Ведь конгресс определил нам план работ - не я и не вы...

Он опустил руки и заговорил спокойным голосом.

- Мы должны делать то, что предопределено нам не только программой, но и совестью, моралью. Наша цель - помочь человеку в его жизни, в сохранении его здоровья, разума. Но если никакие средства медицины не могут отвратить смерти, то врач должен отступить. Есть же священные пределы... Вам, может быть, покажется странным такой взгляд...

- Да, у нас взгляды на роль науки разные, - согласился Галактионов. - Но в ваших взглядах я не вижу последовательности. Помнится, вы с одобрением отзывались об идее Джона Лаймена, который предлагал заморозить человека до твердого состояния для полета в космическом снаряде. Ведь что такое превратить человека в ледяную статую, а потом оживить?

- Замороженный, но не труп - разница большая, а вы ее не видите. Потому что есть христианская цивилизация и есть...

- Коллега, - улыбнулся Галактионов, - мы договорились не касаться политики.

- Я не касаюсь, - ничуть не смутился Доминак. - Я хочу сказать, что есть мораль и аморализм.

Шельба хлопнул в ладоши, поправил высунувшиеся из рукавов манжеты, раскинул руки, обращаясь к Доминаку и Галактионову:

- Дорогие коллеги, продолжим разговор по существу дела.

- Это и есть суть дела, все сводится к морали, - сказал Доминак.

Галактионов отпарировал:

- В вашем выводе нет логики.

- Есть. И я докажу, - снова повысил голос Доминак. - Девушка лишила себя жизни. Я осуждаю самоубийство. Пусть ей на том свете будет хуже...

- Куда уж больше. Дойти до того, что в семнадцать лет вскрыть себе вену.

- Пусть. Но человек сам себе судья. И сколько она пережила, сколько страдала, мучилась, прежде чем решилась на это! И вот наконец решилась... Нужда, мучения, страхи -все позади, она умерла. Может быть, душа ее уже летела в рай. Не смейтесь над этим, безбожный вы человек! Да, в рай... И что же вы сделали? Вы вернули ее к прежним мучениям. Это морально?

- А вы создайте ей хорошую жизнь на земле, а не на небе.

- Что вы хотите этим сказать? - горячился Доминак. - Может быть, вы хотите заняться пропагандой?

Галактионов промолчал. Доминак продолжал наступать:

- Вы вернули к жизни бандита, по которому давно плакала веревка. Это тоже морально?

- Случайность. Просто попал не тот труп.

- Вас всюду будут подстерегать такие случайности, и не счастье принесете вы людям, а горе. - Доминак шагнул вперед и, уже обращаясь ко всем, продолжал: - Мы знаем: мир ограничен в пространстве. Жизнь человека тоже ограничена, и смерть не минет никого из нас. То, что за порогом нашей жизни,-не нам дано знать, не в нашей то власти... Обратим свои помыслы к жизни человека на земле - здесь истины нашего разума. Профессор Галактионов придерживается иных взглядов. Я советовал бы ему покинуть институт.

- Нет, не согласен. Впрочем, как решит большинство. Изгнать меня вы не имеете права. Мы с общего согласия предоставили вам директорское кресло из благодарности за гостеприимство, которое,оказал а нам ваша страна, но без права увольнять кого бы то ни было из сотрудников. Я, как и вы, одинаково отвечаю перед конгрессом.

Галактионов сказал это с такой твердостью в голосе, что Доминак понял: человек этот непоколебим в своих убеждениях и поступках. И он, вздохнув, вернулся к столу, но не сел за него, а, опершись рукой, тихо и с грустной торжественностью сказал: