Василий Ванюшин - Вторая жизнь

- Даниил Романович, телевизор вам необходим, - сказал он твердо. - Вы не бываете ни в кино, ни в театре. Иногда показывают русские пленки; недавно был документальный фильм о медицинском обслуживании населения в Советском Союзе. Вам это интересно. Чужбина - я понимаю... Едемте за телевизором.

Через час телевизор стоял уже в квартире. Макс включил его, и Галактионов впервые увидел на экране Юв Мэй.

ЮВ МЭЙ ДОЛЖНА БЫТЬ ВСЕГДА КРАСИВОЙ

Даниил Романович увидел Мэй и на следующий день. Но уже не на экране телевизора, а в своей квартире...

Сначала она позвонила по телефону. Даниил Романович, услышав женский голос, как будто знакомый, подумал, что это Эрика Зильтон. Но голос в трубке без всяких предисловий объявил, что говорит Юв Мэй, затем последовали извинения... Удивленный Галактионов не смог даже вставить слово. Мэй настоятельно просила принять ее по очень важному делу личного характера. Галактионов назначил час приема.

Весь день в ожидании назначенного срока "после пяти" его не покидали мысли о Мэй. "Зачем я понадобился такой знаменитости Атлансдама?"

Приехав к себе, он сразу же отправил машину. Коекак прибрал в квартире и задумчиво остановился перед зеркалом.

"Встреча по важному личному делу... - мысленно повторил он и улыбнулся себе в зеркале. Возле глаз собрались морщинки. Он помрачнел: "Если бы не адское напряжение в последние дни, я выглядел бы молодцом... Тьфу, черт! Какие мысли лезут в голову! Это все от одиночества".

Потом взгляд его остановился на картине "Нерон в цирке", которую он в последнее время перестал замечать. Сейчас он смотрел на картину по-иному. Не видел застывших фигур воинов возле арены цирка, раболепную знать, устремившую свои взоры на Нерона. Не видел и самого Нерона - с лавровым венком на голове и толстым лицом, - равнодушно взирающего на очередную жертву...

Даниил Романович смотрел только на эту жертву. Рядом с издыхающим черным быком, в боку которого торчало древко копья, лежала женщина. Тело ее было удивительной чистоты и красоты, мертвое оно не могло быть таким. Женщина, видно, была в обмороке - глаза прикрыты, черные длинные волосы спутаны; левая рука откинута - такая же прекрасная, как и на знаменитой картине "Гибель Помпеи", одна нога лежит на туше быка, другая полусогнута. На лице не видно страдания, женщина скорее спала после сильной усталости.

Даниил Романович вздрогнул, когда раздался звонок.

Ювента Мэй, или просто Юв Мэй, вошла быстро и закрыла дверь. Была она в светло-сером легком плаще: очень широкие спереди поля шляпы почти закрывали лицо. Мэй сняла шляпу и бросила ее на диван. Даниилу Романовичу показалось, что он находится не в своей квартире, а совсем в другом месте - так все тут преобразилось: эта небрежно брошенная шляпа на диван - никогда такой тут не было. На вешалке рядом с его пальто легкий женский плащ с большими блестящими пуговицами, а в кресле, в котором сидел только он, - сама знаменитость Атлансдама.

Мэй, конечно, была красива, но не так, как на экране, Там постоянно светилась оживленная улыбка, и, казалось, именно она, эта улыбка, освещает экран. Здесь Ювента была иной: немного старше, губы не очень ярки и подбородок почему-то других очертаний. Но кожа была нежнее. Лицо ее выражало смущение, неловкость.

Даниил Романович сел против гостьи на диван, чуть отодвинув шляпу.

- Я вас слушаю.

Мэй оглядывалась то на дверь, то на окно, руки ее беспокойно сжимали одна другую.

- Не волнуйтесь и расскажите, что привело вас сюда?

Мэй собралась наконец с духом и заговорила. Голос был неуверенный, дрожащий, совсем не такой, как в телевизоре.

- Я попрошу вас прежде всего об одном... Это не трудно выполнить. Прошу никому не говорить, что я была здесь.

- Обещаю. - Даниил Романович налил в стакан воды и поставил перед ней.

- Вы, вероятно, представляете особенность моей работы, начала она, сделав глоток. - На меня ежедневно смотрят миллионы телезрителей. В обыденной жизни я стараюсь избегать встреч - так лучше... Вы, наверно, думаете, что я очень богата? - вдруг спросила она. - Мне иногда задают такой вопрос. Я на него не отвечаю. Но вам скажу, если вы даже не спросите... У меня больная мать с тремя детьми, себя я не считаю. Двое ходят в школу. Отца нет... Я зарабатываю столько, что с трудом хватает на нашу семью. А ведь мне нужно одеться... соответственно. Иначе нельзя. Каждый день нужно что-то новое в туалете. Вот и приходится отрывать от братьев и сестренки, от больной матери, и иначе нельзя, - глаза ее заблестели. - А мне - улыбаться перед зрителями...