Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

– Вы, четверо, – покрытая металлом ладонь ткнула в носильщиков Шурика, – быстро назад.

Не договорив, Гордей сам развернул коня. Мы с Томой помчались сквозь лес за ним, и нас никто не удерживал.

Глазам предстала картина: Гордей гарцевал вокруг окровавленного тела бойника, нанизанного на копье, вставленное в ямку. Маска-колпак валялась далеко за деревьями, бородатая голова безвольно болталась. Балахон был задран по шею, отчего почти не пострадал. Штаны в одеянии павшего воина не предусматривались, их заменяла юбка вроде шотландской, только одноцветная.

Парочка исчезла. Из травы любопытными змеями торчали обрывки веревки.

– Кто это? – надменно бросил царевич подбежавшей четверке.

Один из бойников приподнял свешенную голову за волосы.

– Третьяк с Понизовки.

– Казенное имущество не испортил, семью не потревожу. Снимите.

Бойники поняли его правильно. Не как я. В один из мешков убрали чуть окровавленную вещь – бережно стянутую и заботливо свернутую, лишь после этого из тела выдернули древко с обтекающим красными каплями наконечником. Оставшееся тряпье тоже не забыли.

– Не понимаю. – Тома схватила Гордея за стремя. – Что произошло?

– Освободил, стервец. Вернуться после такого не мог, бросился на копье.

– Какое самопожертвование… – Томины глаза застило влагой. – А мы…

Бойник, вытиравший копье, небрежно бросил:

– Это Ивкин батька. Я тоже с Понизовки. У них единственная дочка была.

– Беглецов искать не будем, – решил царевич, покосившись на меня. – Волки найдут. Во всяком случае, я слова не нарушил.

Он повернул коня назад.

– А похоронить? – не удержался я.

Гордей поиграл желваками, глаза на миг сыграли в прятки.

– Похороните, – упало нехотя.

Обобранное догола тело взяли за руки-ноги и привалили к дереву. Голова осталась свешенной на грудь, а сложенные ладони упокоились на животе. Сверху накидали веток.

Вот и вся церемония. Раздалась команда:

– Возвращаемся.

Могу ошибаться, но, по-моему, похоронная команда посмотрела на меня с благодарностью.

Да, здорово быть ангелом. Даже царевич не мог сказать мне «нет». Ангельские права меня полностью устраивали, осталось выяснить, каковы обязанности. Не здесь ли собака… извиняюсь, волк зарыт?

В оставленном лагере ждал сюрприз.

– Он же черт, – оправдывался бойник, отирая разбитое лицо. – Как сиганет… Лбом – в нос. Я и вырубился.

Ни маски, ни балахона на нем не было. Ничего, включая портупею с ножом и дубиной. И копья. И мешка с провиантом. Только рубаха и юбка – как на самоубившемся. Видимо, это особенности местной моды.

Малик сбежал. Еще два копейщика потирали ушибленные места. Все были живы и в меру здоровы.

– Черт. Одно слово – черт! – твердили они.

– После этого, – царевич мотнул головой на устроенный разгром, – думаете, я еще раз нарушу закон и сохраню жизнь ему? – тяжелый взгляд остановился на Шурике.

Я достал нож и молча приладил к недавней ранке на шее. Кожа горла под острием страшно ныла. Чесалась. Не знаю, хватило бы у меня духу решиться. Но что-то толкало. Какая-то лютая неприязнь к происходящему.

– Ты слишком мало ценишь свою жизнь, – свысока (во всех смыслах) бросил царевич.

– А ты чужую.

В ответ с коня раздался переполненный яростью вздох.

– Ладно, – донеслось через некоторое время – Только до башни. И забыть вас, как страшный сон. – Гордей прикрикнул на бойников: – Подъем! Ты, раззява, надень вещи Третьяка, ему больше не понадобятся. Вперед!

Дорог в лесу не наблюдалось. Даже тропиночек. Мы тащились меж деревьями, ломая мелкие заросли и обходя крупные. Неужели здесь никто не ходит? Но где-то же ходят? Интересно, где.

Погрузившаяся в мысли Тома передвигалась как робот, который пытается понять, чем могут сидеть птичка и свитер, а меня мучил информационный голод – насчет разного конкретного и как оно все вообще. Распираемый вдрызг, я нагнал Гордея.

– Можно вопрос?

– Уже.

– А еще один?

Молчание – знак согласия.

– Зачем ангелов вести в крепость? – спросил я.

– Таков закон.

Я исправился:

– Имею в виду не тебя, а нас. Твой мотив понятен, не можешь иначе, но что там с нами сделают?

Гордей равнодушно повел плечами, поправил щит.

– Там решится ваша судьба.

– Чего нам ждать?

– Не знаю.

Я не выдержал:

– А кто знает?

– Никто.

Вот и поговорили.

– Скажи хоть что-то! – взмолился я.

– Хоть что-то.

Показав, что не ищет моего общества, гори оно любым пламенем, царевич умолк. Его взгляд в поисках возможного неприятеля вновь устремился в лес, прыгая по сторонам, как кот, упавший в вольер к собаке.