Вячеслав Панкратов - Бумажный Голиаф

Несколько раз труба приближалась к трассе. Внизу тянулись среднемагистральные грузовики и немногочисленные прокатные легковушки. Несколько раз Мартину показалось, что он видел летящие против потока индукционные аномалии, но рассмотреть их не получалось: покрытые хорошим отражающим материалом, эти непонятные двухметровые капли, которые встречались на многих трассах, не удавалось ни толком рассмотреть, ни снять на камеры.

– Говорят, что это экспериментальные транспортные средства, которые двигаются против потока, при этом как-то заряжаются от индукционного поля трассы и умудряются нарушать ограничение Генсоку, – Бобби просто рассуждал вслух, но брат решил вмешаться.

– Очередная хрень из телевизора… Просто какие-то отмороженные байкеры научились прятаться от радаров под какими-то кевларовыми-шмевларовыми капсулами, а сделаны они так, чтобы самого мотоцикла не было видно. А гоняют они с превышением, потому что бензиновые и электроники там ни фига нет, вот ваш хваленый Генсоку и не может им ничего отключить.

– Может быть, но их встречают очень много людей по всей стране, кроме того, реакция, с которой они расходятся со встречным потоком…

– Ой, ясно все, конечно, простые люди не могут угадать такую великую загадку, куда уж… Надо ждать, пока яйцеголовые не поймают одну, не вскроют высокотехнологичным резаком и не найдут внутри взбешенного байкера, который вылезет и навешает всем очкарикам, – Мартин кинул победный взгляд на Бобби, явно ожидая продолжения спора, но его брат быстро потерял интерес к этому обсуждению и листал карту маршрута.

Подождав для приличия секунд двадцать, Мартин кивнул сам себе и, закрыв этот вопрос, сделал вид, что интересуется их планами.

– Куда дальше, коммандер Спок?

– Если все получится хорошо, то часов через шесть пересечем Национальный заказник Мохаве и попадем к Большому Каньону. – Бобби сверил на карте допуски и заметил, что одна из желтых отметок со знаком вопроса стала, наконец, зеленой. – О, нам дали пропуск в сам Каньон, к упавшему самолету «Пан Америкен». Времени на осмотр немного, стандартный туристический допуск, но зато рассмотрим поближе.

…

Всю дорогу Мартин продолжал выдавать брату теории, из которых выходило, что общество – пирог, между слоями которого непробиваемая прослойка, в которую нормальному человеку никак не пробиться, если он не готов переступить через свои принципы и честность. Никаких социальных лифтов. Никаких перспектив и вариантов. Родился – жил – умер.

Бобби думал, что был внутренне готов столкнуться с такой моделью мира. Какое-то время он слушал брата, пытался задавать вопросы, но очень быстро понял, что эта модель была крепкой, сваренной и непробиваемой броней. Изменить ничего нельзя. Вижу только то, что вписывается в модель. Все остальное, что как-то пробилось отражением реальности внутрь этого небольшого кубика представлений и понятий – суть, обман и ложь, с помощью которой нами всеми и управляют.

Аналитик Тук пытался найти какой-то сбой в этой модели, которая, словно большой стеклянный шар или куб, накрыла его брата и хранила его от других мнений и фактов. Попытки что-то донести отскакивали с той или иной степенью агрессии. Куб, внутри которого жил Мартин, спокойно утюжил реальность, оставляя за собой только гладкую полосу мнения: все понятно, все так и только так, менять ничего не нужно… Бобби казалось, что этот куб набирал скорость по наклонной плоскости и условный оператор этой конструкции несется вниз к одному ему известному финалу.

Из этой многочасовой «проповеди» Мартина Бобби выдернул сигнал навигационной системы. Они приближались к одной из самых знаменитых точек Большого Падения, которой теперь, плюс ко всем своим регалиям, стал Гранд-Каньон.

Труба нырнула по красивой дуге через край Гранд-Каньона, и вереница туристических шатлов, снижая скорость, полетела вниз, чтобы через несколько минут мягкого скольжения оказаться возле останков рухнувшего на дно каньона самолета авиакомпании «ПанАм». Это был один из последних самолетов, которые упали в тот день, после которого началось Замедление. Когда карта мира в один момент вспыхнула тремя тысячами точек упавших самолетов, воздушное пространство было закрыто окончательно, и мир вступил в эру ограничения Генсоку: 60 миль в час на небе, на земле и на воде. Некоторые самолеты успели сесть на воду, но рейсу Лос-Анджелес – Солт-Лейк-Сити повезло меньше. Самолет ушел в разрез Гранд-Каньона и взорвался практически на самом дне.