В. Бирюк - Пристрелочник

— Онайда! — проговорил он.

— Онайда! — повторил разведчик. Он подошел, чтобы взглянуть на кровавую эмблему. — Господи помилуй! Если по нашему следу идут онайды, то эти дьяволы окружат нас со всех сторон! Для глаз белых нет разницы между кожей одного или другого индейца, а вот сагамор говорит, что это кожа с головы минга, и даже называет племя, к которому принадлежал бедный малый, так свободно, как если бы скальп был листом книги, а каждый волосок — буквой. Ну, а что скажешь ты, мальчик? К какому народу принадлежал негодяй?

Ункас поднял глаза на разведчика и ответил:

— Онайда!».

Коллеги! Если вы не видите разницы в скальпах онайда и кайюги — ваш попадизм скоро закончится засушиванием вашего собственного, чрезвычайно прогрессивного, но глупой голове доставшейся, скальпа. И фигвам станет местом вашего обитания. Или срочно ищите «наивного, но благородного» Неда Бампо. С молчаливым Чингачгуком. Имя которого и означает — «Ине Гуй».

Для меня взаимоотношения с соседними племенами — вопрос выживания.

Просто пример: чуть выше устья Оки, в Волге, в версте «за спиной» будущей Сибирской пристани, лежит озеро. Называется — Мещерское. И я не путаю: напротив устья Клязьмы — тоже Мещерский остров. Эти мещеры шастают там, в лесах по левому берегу Оки. Как суслики в степи. Их не видно, но они там есть.

Вот я собираю пару десятков своих новосёлов и отправляю туда грибы собирать. И их там режут. Больших сил, искусных воинов — для этого не надо.

Как вы думаете — полный рыцарский доспех Максимилиана Габсбурга — может спасти «отцов русской демократии»? В смысле: с грибами? Или без В-52 и заливания территории отравой цистернами — никак?

Тут некоторые с восторгом вопиют:

— Ах! Порох! Ах! Железо! Ах! Войско регулярное, рядами и колоннами!

Вопиять — можно. Но можно и подумать. Куда ты пошлёшь такое войско? В Мещерские болота?! В Ветлужские дебри?!

Чисто для знатоков: в 18 веке чукчи как-то разгромили регулярное пехотное подразделение российской императорской армии. Луки дикарей-охотников против вполне цивилизованного, порохового и регулярного. Мелочь мелкая: пехота дала залп слишком рано. А перезарядить им уже не дали.

Итак, оставим прогрессизм для свободного от основной работы времени, и займёмся исторически главной формой дипломатии: стравливанием туземных племён.

Увы, планомерная дипломатическая работа с аборигенами — в русском попадизме не рассмотрена. Есть отдельные эпизоды. На уровне каких-то личных соглашений пары клановых вождей. Или что-то типа административного пожелания:

— А поезжай-ка ты, мил дружок, за Камень, да объясачь там кого-нибудь, из недо-объясаченных.

Целостной непротиворечивой системы, хоть бы по типу традиционного британского колониализма — нету. Не кошерно? Противно? — Так чего ж вы сюда вляпнулись?! Здесь все так живут!

Хотя бы чёткое понимание правила древних римлян — «Разделяй и властвуй». Но уже для «разделяй» — нужно знать. Что именно ты разделять собрался. И — от чего. По В.И.Ленину:

«Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться».

А уж сколько всякого конкретного нужно знать о тех, про кого «властвуй»…

Иначе битва в Тевтобургском лесу и римский император Октавиан Август стенающий долгими зимними ночами:

Он «до того был сокрушен, что несколько месяцев подряд не стриг волос и бороды и не раз бился головою о косяк, восклицая: „Квинтилий Вар, верни легионы!“».

Вам хочется попробовать эмоций императора? Чёрной меланхолии поздней осенней ночью? Любите постучать собственной черепушкой в ворота?

— Мадина, ты показала себя разумной женщиной в бою с ушкуйниками. Не орала, когда я не велел. Поэтому я тебя награждаю. Отдайте девушке эти… шовыр с уштом и пусть идёт. Тридцать дней отпуска.

Народ немедленно завозмущался. Из-за утраты единственной в хозяйстве молодой женщины.

Народ у меня — или битый и калечный, но выздоравливающий. Или — молодой и здоровый. И, хоть и сильно нагруженный, в форме лесоваляния и землекопания, но рыбку кушает. В смысле: аж глаза светятся. Так что Мадина… отсыпается по утрам. Поскольку ночью — не дают.

Но возражать начал и Илья:

— Куда?! Да она ж не дойдёт! В лесу — заплутает, в болоте — утопнет, у реки — убьют или похолопят.

— С чего это заплутает? Она ж местная, лесовичка. Да и Волгой до устья этой Ватомы всего-то вёрст 30–40?

— И чё?! Это ж баба! Они ж не охотники, они ж по лесу не ходят!