Сижу я в яме, подчищаю дно, грущу в душе: грунт лёгкий, без обрешётки не держится. Значит, прокалить его не удастся — дерево сгорит и всё завалится. Вся надежда на глиняный слой. А как-то оно будет? А хватит ли? Может, толщину увеличить? Так ведь трескаться начнёт. Может, в два слоя…?
Вдруг сверху детский визг и плач:
— Убили! Зарезали!
Мда…
Раз попадун задумал славу в один присест добыть в бою,
На эту славу, как на карту, решил поставить жизнь свою.
И вот, когда от нетерпенья уже кружилась голова,
Не то с небес, не то поближе раздались горькие слова:
«Видите ли, мой попадец, очаровательный попадец,
Все дело в том, что к сожаленью, сегодня к вам пришёл… факеншит».
Гурченко, помнится, так мило похожий текст исполняла. Вокал, знаете ли. А тут… сплошные визги и вопли.
Малёк из Фрицевых «геодезистов». Забеганный, испуганный, сопли текут, щека поцарапана, рубаха порвана…
— Уймись. Говори по делу.
«По делу» получается так: на глинище отправилась толпа человек в 10. Трое ближников и детвора из их подручных-посыльних. А кому идти?! Здоровые все землю копают, дерева роняют да мешки таскают! Больные-калечные… их за десять вёрст не пошлёшь. Был там один колченогий. Из подмастерьев Горшени. Толковый парень. Его и убили.
«Комиссия» местность осмотрела, раз шесть поспорила, наметила разметку, вбила колышки, пацанва начал грунт снимать…
Тут из кустов — крик. Вылетает этот колченогий. Со спущенными штанами. И с копьём в спине. И падает. Следом выскакивают какие-то… дикари лесные. С топорами, копьями и луками. Христодул, который ближе всех стоял, получает топором по голове. После чего вся команда, вереща и подвывая, кидается бежать. А нападающие лупят им вслед стрелами. Фрицу ляжку прострелили, ещё одному мальчонке — бок поцарапало.
Что Горшеня на своих больных ногах — впереди всех бежал и громче всех кричал — не вопрос. Он — трус-организатор. В смысле: через версту сумел народ собрать, оказать раненым первую помощь и послать ко мне гонца.
— Сколько воев в поход брать?
— Погоди, Чарджи.
Уже стоит рядом, уже в доспехе. Уже и Ивашко бежит, гурду на боку придерживает. Хорошие у меня мужики. Как пионеры — всегда готовы. А вот к чему «готовы»?
Сколько ворогов — неизвестно. В пределах десятка. Доспехов — не видели, длинных клинков, щитов — нет. По одежонке… не воины. Я уже говорил: воин одевает яркое, блестящее — врага пугать, свою кровь прятать. А тут… охотники? Разбойники? Шиши? Бродяги? Преследования — не было, окружения — не было, полноценного «первого удара» — не было. Стычка выглядит… непрофессионально.
— Чарджи. Остаёшься за главного. Ивашко, смешанный десяток, носилки, лекарку — к Фрицу. Отнести к Маране. Могута, возьми своих. Идёшь с Ивашкой. От места стычки пойдёшь по следу. В бой не вступать. Без крайней необходимости. Смотреть, слушать. Самород, уже прибежал?
— Я ж те говорю! Они ж все… Они всегда…
— Пойдёшь с Ивашкой. Осмотришь внимательно место. Я хочу знать — кто, сколько, почему. И — откуда.
— Эта… а ты?
— Глупые вопросы спрашиваешь. Мы тут с Суханом… малость побегаем.
Сухан рядом стоит, мисюрку мою с безрукавкой подаёт. Команду: «сброю — к бою» он по губам прочитал. Ещё когда малёк только рассказывать начал. Возле Курт приплясывает, хвостом как веником машет:
— Ну что, хозяин, давай побегаем, поиграем!
* * *
Бегу я себе по здешним лесам да оврагам, поскальзываюсь на глине и траве, получаю мокрыми ветками по лицу и думаю, уж в который раз в этой «Святой Руси»:
— А не дурак ли я?
И сразу понимаю: да, дурак. Хренью занимаюсь, на мелочи размениваюсь. Бессмысленно рискую собственной бесценной головой в каких-то ничтожных стычках каких-то ничтожных людей. Да они вообще! Примитивные… предки. Да вокруг этой Стрелки тысячи лет тысячи таких стычек было! И ещё тысячи будут. И куда громче, важнее, кровавее. Судьбоноснее. А, между прочим, получить стрелу в глазик — смертельно. Причём — для всего человечества. Поскольку прогресса в моём лице… увы. П-ш-ш…
Да вот же поворот какой: мне на весь мир с его прогрессом… плевать колокольно. Мне — я сам интересен. Я себя люблю. Сильно. Больше жизни. Даже — собственной.
Парадокс. Многие вообще не понимают — об чём речь.
«Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы».
Читать дальше