Ник Саган - Рожденные в раю

– И откуда тебе все известно? – спросила она, и в ее голосе я услышал гнев. – Ты за мной шпионишь?

– Сейчас уже нет.

– Тебе рассказывал Маласи?

– Да, много лет, – признался я. – Ты за этим приехала? Хотела узнать, чем я занимаюсь, и не смогла придумать другого способа?

Тут она по-настоящему разозлилась. Она обвиняла меня в том, что я заставил ее маленького друга давать ей ложную информацию, обозвала меня «эмоциональным шантажистом», чем очень меня удивила. Я так и не понял, кого я шантажировал, ее или Маласи.

– Он уже расплатился с тобой за все, – продолжила она. – Игра закончена.

– Мне от тебя ничего не было нужно, только невмешательство в мою жизнь, – отрезал я, – но ты не можешь оставить меня в покое.

– Ах да, твоя драгоценная личная жизнь! Да меня здесь не было целых восемнадцать лет!

– Да, тебя здесь не было, но с первого же года ты делала снимки со спутников. Ты думала, что я не узнаю об этом?

Она покраснела – от стыда, но не от раскаяния. Она была готова ударить меня.

– Я думала, что ты хотел умереть, Хэл.

– И какое тебе до этого дело?

Она с возмущением посмотрела на меня, я отвернулся.

– Послушай, – сказал я, – мы с тобой друзья, и во многом мы таковыми и останемся, но для меня будет лучше, если я не стану о тебе беспокоиться, а тебе будет лучше не беспокоиться обо мне. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу.

Она усмехнулась.

– Каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты отворачиваешься. Ты знаешь об этом?

– Я свершил свое благое деяние. Две пули в Мерка. Теперь я на пенсии, все остальное я предоставляю вам, – сказал я, глядя ей в глаза и натянуто улыбаясь.

– Да, ты всегда так говоришь. Но ты вмешиваешься в нашу жизнь, и нас это не устраивает.

– Когда это я вмешивался в вашу жизнь? Назови хоть один случай.

– Вчера. Ты взломал систему.

Она была уверена, что я отключил Маласи и разрушил систему безопасности ГВР. И я все понял. Все встало на свои места. Она могла приехать только по двум причинам, и если дело не в романтических переживаниях, значит, дело в другом. Я всегда этого опасался и надеялся на это одновременно.

– Ладно, угомонись, – велел я ей и, убрав с дивана какие-то вещи, предложил присесть. – Расскажи, что я сделал, по-твоему.

– Ты хочешь сказать, что это не ты?

– Просто расскажи, что произошло. История про то, как из Маласи пытались сделать жареный бекон, меня не разволновала: мастерство, с которым это было сделано, производит впечатление, но Мал – слишком ценная программа, чтобы кто-то мог захотеть его смерти, а мне он дорог не меньше моего мичиганского тигра. Зато та часть рассказа, в которой Вашти и Шампань, наконец, открылись в истинном свете как две негодяйки, мне очень понравилась.

– Как приятно это слышать, – ухмыльнулся я, но она отмахнулась от меня обеими руками.

– Это не игрушки!

– Скажи честно, разве эта парочка не заслужила того, что получила?

– Может быть, это верно, но как же их дети? Ты даже не представляешь, что там сейчас происходит. Девочки испуганы, раздражены и растеряны. Они неуправляемы сейчас.

– И у них есть на то причины, – заметил я.

– Может, и так, но ты настроил их против матерей, и в том не было бы ничего страшного, будь они взрослыми, но они еще дети, им нужны родители. Нравится нам или нет, но Ваш и Шам – их единственные родители.

«Да, она права», – подумал я.

– Ну, скажи, что тебе наплевать на них, – выговаривает она. – Тебе безразлично, что с ними будет, что и я тебе безразлична, а будущее тебя и вовсе не интересует. Ты видишь не дальше своего носа. Ты занят лишь собой, своим диким королевством и своими переживаниями.

– Похоже на правду, – согласился я.

– Зачем ты это сделал, Хэл? Что ты хотел этим доказать?

– Последи за Большим Виспером, – подмигнул я ей.

– Большим Виспером?

Я показал на тигра, встал и направился к выходу.

– Куда ты?

– Поискать ответ, – ответил я.

Ты вырезаешь из дерева нечто, что лишь отдаленно напоминает лебедя, когда он стучится в дверь – ему нужно с тобой поговорить. Ты открываешь, и он что-то такое говорит о честности. Ты делал это или нет? Да или нет? Ты поднимаешь руки: «Это не повторится, господин полицейский», – но ему не смешно.

Ты с радостью сообщаешь ему, кто, что, где и почему, но не говоришь, как, потому что четыре из пяти – это уже перебор. Пусть сам догадается, как. Его больше всего интересует «почему», и это прекрасно, потому что здесь правда на твоей стороне.