Владимир Колотенко - Дети света

- Жарко? - спрашиваю я.

- Ага... Жарко...

Вот он - успех!.. И великая ценность!..

У меня, что называется, глаза просто валятся из орбит! Ведь - брррр...

Но где моя камера, где мой сканер? Это обязательно надо запечатлеть! Вот - Чудо!..

- Есть хочу, - говорит Тина через минуту, кутая-таки себя в мою простыню и усаживаясь на камень, - доставай свою самобранку...

Теперь я спешу к машине за припасами...

- Хорошо бы, - слышу я, - костёрчик небольшой смастерить...

Да это мы мигом!

Потом я любуюсь, как Тина - женщина в белом! - устроив себе стол на валуне, ест, отламывая по кусочку то от хлеба, то от сыра...

Теперь глоток воды... И снова - хлеб... сыр... вода...

- Ты же хотела есть!

- А я что делаю?

- На вот... балык, рыба, окорок... есть язык, треска... Будешь?..

- Рест, я итак ем!

Я в полном недоумении:

- Но... Ты... Я... Как же... Я себе простить не смогу...

На это Тина только улыбается.

А я ем!.. Аааа... Я голоден! Ещё бы! Такое пережить!..

Я не перестаю жевать (наш стол просто завален едой!), а она, сделав еще пару глотков, отвернувшись, молча смотрит на восходящую луну. Время от времени бросает на меня короткий взгляд - наелся?

Я уже хлещу пиво. И ещё вот... последний кусочек... копчушка...

И еще глоток... И ещё...

Она веточкой ворошит угли костра, вздымая ворох весёлых праздничных искр, вдруг говорит:

- Помню там, у Великой стены... где мои племена-шатуны... разжигали огромный костёр...

Задумчиво смотрит на тлеющие поленья. Продолжает:

- ... извивался под бубен шаман... ночь к костру приходила сама...

И ещё раз:

- ...ночь к костру приходила сама...

Она повторяет это дважды, чтобы расслышал это не только костёр, но и я.

Ночь, костёр, дивная дева... Дивная!.. Дива!.. Чего ещё желать?!

- Ты бы съела чего, - всё ещё жуя, предлагаю я, - смотри - тут всего ещё полно, и рулеты мясные, и колбасы копчёные, и московская и еврейская, и охотничьи вот... балык... грудинка... А?.. А?! На, держи... Держи же!..

Теперь её чарующая улыбка в огненных бликах. Зрелище непередаваемое, неповторимое: Тина - огненная принцесса! Она смотрит на меня, но не видит - она смотрит сквозь меня, как сквозь стекло витрины... И не произносит больше ни слова. И вот уже без единого стона умирает наш костерец, тлеют угли, жар ещё теплится и если подбросить сухих веток или пучок прошлогодней травы (припасённый для моего осла!), можно поддержать жизнь и этого чуда, созерцая свою Диву, как Чудо...

Чудо говорит:

- Спасибо тебе...

А с первыми лучами солнца мы уже в пути... Мы спешим, Тина за рулём, скоро Новый год...

- Тринадцатый разлив Нила, - говорит Тина, - надо успеть...

При чём тут Нил и его тринадцатый разлив я не спрашиваю.

- Две тысячи, - уточняю я, - две тысячи тринадцатый!

- Конечно, - соглашается Тина, - ровно две. И ещё две! Вот тебе и четыре!

- Что - «четыре»? - спрашиваю я.

- Четыре тысячи тринадцатый - год рождения одной из моих прабабок...

К Новому году мы как раз успеваем... У нас даже есть в запасе ...

- Вот, собственно, и вся Вавилонская башня. Месопотамия, Тигр, Евфрат...

Что дальше - Нил?

Я уже не задаюсь подобным вопросом - Нил так Нил!

- Как скажешь, - говорю я, - тебе лучше знать.

- Я знаю, - говорит Тина, - да!.. Лучше!

Её уверенность меня просто испепеляет!

И вот я должен признаться себе: я строю свой Храм, свою Пирамиду! Для Тины! У меня просто нет выхода: для Тины! Вот тебе и вся ценность жизни, и успех, и, конечно, успех! Формула успеха - ad aras! (у алтарей! - Лат.).

Ад!..

Да-да, именно: услада этого ада - стопроцентный и неопровержимый успех!

Мог ли я тогда представить себе, что Тинка, что её геном... Да ни коим серьёзным образом! Да ни-ни...

К концу года я предпринимаю решительный шаг!

- Что это? - спрашивает Тина.

- Сирень!

- Сирень?!

- Сирень!.. - произношу я, - с Новым годом!

Тринадцатый-таки разлив Нила...

Правда, через бесконечное число лет и тысячелетий. Так повелось, что пришёл тринадцатый. Всё это не совсем понятно... И что же!

«Я учусь говорить на понятном тебе языке... А не хватит согласных - давай перейдем на птичий... Я шумерскую клинопись писем отдам реке...».

Как это вам всем рассказать? И какие еще нужны архитекторы и конструкторы, чтобы возвести этот Храм?

Жора бы сказал: да пошли ты их...

«...клинопись писем отдам реке!..».

Нет уж, хватит с меня и Тигра, и Евфрата, и всех твоих Вавилоньих башен! Что-что - Нил? Теперь Нил?!

Опять эти тысячи разливов!!!

- Слушай, - говорю я на понятном всем языке, - выходи за меня!

Тина замирает. Потом разворачивается ко мне и спрашивает: