Владимир Колотенко - Тебе и Огню

- А тяжелая, - спрашивает Лена, - если взвесить?

- Если бросить и не увернешься - капут! Убить можно! Только...

- Что?

- Вот уже больше года издать не могу.

Я помню, как Юля однажды сказала: «Твоя рукопись так и умрет в столе». Она не спрашивала, она утверждала. Я ей не верил: рукописи ведь не только не горят, сказал я, они - и не умирают.

- Что же Юля ответила? - спрашивает Лена.

- Она промолчала.

- А что спонсоры, меценаты, твои бильдербергеры? Попроси у них денег. Они же - жители твоей Пирамиды. Им ведь щедрости не занимать.

- Попросить?.. Просить?.. Просил...

- Что же твои миллиардеры и знаменитости? У кого просил-то?

- Я вышел на «Всемирный живой портал» - www.earthanduniverse.net/ru/

«Земля и Вселенная»! Вышел с флагом своего романа, как на покоренную вершину! Пик Надежды! Нате! Я щедро предложил им то наилучшее в себе, чем располагал на ту пору - свой роман: нате! Лучшего - не жалко! Ведь в этом романе - не какая-то там ярко выписанная детективная возня вокруг тазика с кровью, сопливой любовной историей или умопомрачительным групповым сексом, не какая-то политическая трескотня, не... Там - стратегия! Стратегия совершенствования этой породы людей и технология ее воплощения. И ведь - не меньше же! Я предложил и застыл в ожидании ответного хода лучших, как мне казалось, представителей этой цивилизации. Да! Do ut des! (Даю, чтобы ты дал! - Лат.). Ведь здесь, в этом списке все, кто, по мнению знатоков, а не парикмахерш и продавцов куриных голов, представляют наидостойнейших из племени людей во Вселенной! Вот же, вот весь этот список: первый - Барак Обама...

Затем эти... мальчики-с-пальчики, жалкие карлики... Жора бы сказал - «недомерки».

- Недоумки?

- Да нет. Нет. Ума-то у них как раз хватает. Вот только...

- Что?

- Ум этот - неум. Все их помыслы пересыпаны жаждой наживы. Им ведь и в голову не придет, что ум человеческий должен питаться щедростью, щедростью!.. А эти обмылки самодеятельной дермократии только и знают, что набивать свои чулки и карманы. Жлобье... Жалкое жадное жлобье...

- Разве?

- Ага... И тут же - Руперт Мердок - четвертый. Затем идет...

Глава 9

- Ты мне всех их будешь перечислять? Сколько их? Лучше вот что скажи...

- Да, - говорю я, - что?

Уже несколько раз за этот вечер она пытается задать свой вопрос. О чём она хочет спросить?

- Конечно, - придаю я ей уверенности, - спрашивай.

Тебе не о чём беспокоится! У нас ведь давно нет запретных тем!

- Рест, у тебя никогда не возникало желания...

- Всегда! - стреляю я. - Ты же знаешь...

Лена улыбается:

- Да нет, знаю-знаю... Я не об этом...

- Я знаю, - говорю я, - ты хочешь спросить...

- Да! - восклицает Лена.

Я уже говорил: мы давно уже без слов понимаем друг друга.

Теперь мы только смотрим друг другу в глаза и молчим.

Вот о чём: о моём желании убивать...

- Убивать?

- Ага...

- Расскажи лучше, как вы с Тиной покоряли Кайлас.

- Успеется...

- Шамбалу нашли?

Лена дергает меня за рукав.

- Скажи, Шамбалу нашли? И что, своими глазами видели всех этих...

- Расскажу, расскажу, - обещаю я.

- Нет, правда, вы видели этих родоначальников нового человечества в состоянии сомати?

Я киваю: видели! И обещаю еще раз рассказать. Сейчас же я рассказываю о своем, неожиданно выявленном в самом себе, желании убивать.

- Вот послушай, - говорю я.

- Чем же вызвано это желание?

- А вот чем. Послушай.

Я произношу:

- Ты, как гнус, как ржа... Как какая-то там зараза, ты сидишь на вые жизни и уже расползаешься по лицу планеты, тесня жизнь и марая ее своей сажей, безобразя своими безумными, худогрудыми идеями, роя кротьи ходы, штольни и штреки, гудя гудом своих металлургических монстров, дымящих трубами.

Ты как горе...

Тонкая, совсем невидимая с высоты, ничтожная и жалкая пленка плесени на лице планеты.

Ты как болезнь, как чума...

Застилая ясные взоры жизни жуткой катарактой своих побед, черным бельмом своего бездумья, вырывая с корнями буйную шевелюру лесов, травя луга и пашни, утверждая власть пустыни, ты преуспело и в нечеловеческих пытках: ты сдираешь живую кожу с лица планеты, угрожаешь пустотой, голой пустотой угрожая миру, оставляя только струпья проказы...

Ты, как стригущий лишай...

У тебя трещины на губах, а в уголках рта - заеды. И зубы - как жернова, грязно-бурые жернова, крушащие, но и крошащиеся... И все это черное, мертвечинное дело тебе по зубам. А пасть у тебя - осклабившаяся. В угрюмо-уныло-убогой ухмылке. Но рот твой, черный твой рот не затягивается паутиной, хотя ты - как паук.