Владимир Колотенко - Тебе и Огню

- На, держи! - в награду за послушание я даю ему ложку меда. Он слизывает с ладони, досуха... Щекотно!..

- Что ещё?

Его рыжие с зеленцой глаза (точь-в точь как у моей Тины) только смотрят, выжидающе, только то и делают, что смотрят и смотрят... Ничего не прося. Выжидая...

- Ладно - на!..

И мы с Тиной снова любуемся нашим ласковым Максом: лев!.. С белой звездой во лбу...

Затем строим и строим... наш дом...

И у меня появляется чувство, будто мы созидаем шатер для любви. Нет - дворец... Храм!..

- Рест, - говорит она, - ты великолепен! Ты, знаешь, поражаешь меня!

- Да, - говорю я, - знаю...

И целую её в пунцовую щёчку.

Но праздник не может продолжаться вечно, и, бывает, в спешке что-нибудь, да упустишь. И тогда Тине трудно сдержать раздражение.

- Зачем же ты метешь?! Я только что выбелила стену.

- Извини.

- Какой ты бестолковый!..

Это правда.

- Я не буду делать тебе скидок. Даже не мечтай!

Да какие могут быть скидки?

А утром я снова полон сил и желания, и мышечной радости: я горы переверну! Тина верит, но промахи замечает.

- Слушай, оставь окно в покое, я сама...

Ладно.

- И откуда у тебя, только руки растут?..

Я смотрю на нее, любуясь, молчу виновато. Затем рассматриваю поперечину, на которой можно повеситься. И отвожу взгляд от ружья...

Тиннн...

«Дом хрустальный на горе для нее...» - напеваю я.

- А здесь будет наша купальня! И мы с тобой, как Адам и Ева... Да-да-да, точно так же, как Адам с Евой в том озере райского сада, без придуманных кем-то стыдливых одежд, не стыдясь... Дадада!.. А ты как думал?! А комнаты раскрасим: спальня - красная, яростная, для страстей, абрикосовая гостиная...

- А моя рабочая комната...

- А твоя рабочая комната будет в спальне!

- В спальне?..

- Да! А ты где думал? А там будет библиотека, и все твои книжки, все твои умные книжки мы расставим на полочки одна к одной, друг возле дружки... Наша библиотека будет лучшей в округе, правда?

- В стране.

Ее невозможно не любить.

- Там - камин. А там - комната для гостей... Мы пригласим всех твоих лучших друзей, и всех этих чокнутых и бродяг, горбатых и прокаженных... Пусть... Мы растопим камин, нальём им вина...

Тина еще не знает, что я отмечен даром творца и приглашает молодого архитектора, который готов, я вижу, не только руководить строительством, но и самолично скоблить пол или окна, таскать мусор на свалку, а время от времени приносить кувшинчик с вином и пить с нею в мое отсутствие. На здоровье! Только бы Тина была довольна ходом событий. Она рада. И молодой архитектор рад. Обнажив свой прекрасный торс, он готов прибивать и пилить, и долбить, и красить... И я рад...

Он готов жениться на Тине!

Я - рад!

О, жить бы нам в шалаше из тростника и бамбука на берегу Амазонки! К осени становится ясно, что к зимней прохладе нам не удастся поселиться в новом доме. Вечерами Тина теперь молчалива. Мои слова не производят на нее впечатления, а ласки, я понимаю, просто неуместны. Глаза, ее большие красивые рыжие родные глаза полны бездонной печали, милые плечи сникли и, кажется, что и сама жизнь оставила это славное молодое тело.

- Ти...

- Уйду...

- Послушай, - говорю я, - послушай, родная моя, ведь не могу же я больше...

- Все могут, все могут, а ты...

- Вот смотри, - я Мунка купил!..

- Ненавижу твоего уродливого Мунка. Он омерзителен и далёк от гармонии, как любое осознанное уродство.

- Но я же... Ты же... Но он... Весь мир за ним...

У Тины просто искры из глаз...

«Сам, как пёс бы, так и рос в цепи...».

Проходит ещё один чёрный день.

Тина разочарована. Я целую ее, но в ее губах уже не чувствую жара.

Моя попытка вдохнуть в нее жизнь безуспешна, к тому же я не нахожу возможности, просто ума не приложу, как нам помочь в нашем горе. Был бы я Богом, не задумываясь, подарил бы ей этот мир, а был бы царем - выстроил бы дворец или замок, или даже башню на краю утеса. Из мрамора! Или хрусталя.

«Дом хрустальный на горе для неё...» - цежу я сквозь зубы.

- Что-что? - спрашивает Тина.

Был бы я Богом! Клянусь - выстроил бы!

- Не старайся переплюнуть себя, - предупреждает Тина, - вырвет.

А так я только строю планы на будущее, в котором не нахожу места нашему замку. Понятно ведь, что, когда дом построен... Здесь нужна особая мягкость и сторожкость, чтобы она не упала в обморок.

- ... и ты ведь не хуже моего знаешь, - говорю я, - и в этом нет никакого секрета, что, когда дом построен, в него потихоньку входит, словно боясь чего-то, оглядываясь и таясь, чуть вздрагивая и замирая, то и дело, озираясь и как бы шутя, на цыпочках, как вор, но настойчиво и неустанно, цепляясь за какие-то там зацепки, чуть шурша подолом и даже всхлипывая, пошмыгивая носом или посапывая, а то и подхихикивая себе и, наверняка со слезами горечи на глазах, но напористо и упорно, и даже до отвращения тупо, почти бесшумно, как вор, но твердо и уверенно, крадя неслышные звуки собственных шагов и приглушая биение собственного сердца, но не робко, а удивительно остро и смело, как движение клинка... в него входит...