Владимир Колотенко - Тебе и Огню

- Ну «Запах», - говорю я, - или как там его? Фильм тот. «Запах женщины». Или как там его?

- Запах не смотрят, - говорит Лена, - женщину надо вдыхать...

- Пить, - уточняю я.

...а после я тебе отдам сполна, за то, что пойман вечер...

- Ладно, - говорит Лена, - пить так пить... Давай так давай...

Елена - прекрасна!

Пить - так пить!

«...за то, что пойман вечер...».

Ладно... Потом досмотрим...

Пойман? Вечер?!

Ти, я на крючке?

Ах, ты не моя травушка-муравушка!..

Время от времени, думая о Тине, ловлю себя на том, что приучаю себя к мысли:

«Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай!»

Приучаю...

Приучу?..

Я не отвечаю самому себе, я только слышу:

...я кладу два пальца как двуперстие

на биение пульса в яремной ямке

и слова выходят кровавой взвесью

без остатка на серые полустанки...

И слова выходят...

Я затыкаю уши указательными пальцами. Чтобы не слышать слов.

Бедняга!..

... мир сошел с ума. Он сошел с китов,

со слонов и раненой черепахи.

отшептать его не хватает слов,

черепов для заклятий и горьких ахов...

Задача, как оказалось, не только в том, что мои пальцы, как затычки, совершенно неспособны удержать Тинкины слова. Они лезут, сочатся в мой череп, как вода сквозь пальцы, как заклятия... Просто слов не хватает! Ни слов, ни злых горьких ахов.

Ти, помолчи, а?! Твоя необузданная правда мира испепеляет. Ты меня убиваешь, я страдаю, как пес, как последний пес... Я не верю, что ты... Я этому не верю... Я твердо знаю, что ты, Ти, бесстрашна в своих взглядах на...

... я сама-как взмах, как удар бича.

нас, таких нелепых в шаблон не втиснешь

и не взвесишь страх на моих весах.

если только сам своей смерти свистнешь

и пойдешь вдвоем, словно с верным псом,

вдоль по белой пустыне аршины мерить...

Секунды твоих стихов и те кажутся вечностью!

Тогда-то и слышен их распоротый крик:

... я вчера стучалась в твой старый дом.

я ошиблась эпохой, страной и дверью.

Думаешь, ошиблась? У вечности ведь не бывает эпох. И страна моя без границ.

А дверь давно сорвана с петель - ко мне не достучишься! Даже порога нет.

Надо просто одолеть эту безошибочную пустоту.

Ти, я - на крючке?

- Куда Жора-то... Вывалился с креста? - спрашивает Лена.

Куда-куда... А куда можно вывалиться с креста?

- В небо, - говорю я, - куда же ещё?

Как птенец из гнезда!

- В небо?!

Ну, а куда ещё-то?!!!

- Ага, - говорю я, - уселся на облачке рядышком с Ним... Свесил ноженьки...

Лена недоумевает.

- И каков же, позволь спросить тебя, вывод?

- Не надо выводов, - прошу я.

Мы рисуем. Мазок. Каприз.

Ты испачкал вот здесь. Утрись».

Мир, впечатанный в наш эскиз,

Подставляет живот под кисть.

Вот уж подставляет...

Не жалея живота...

Позже, сутки спустя, просматривая телерепортажи с места событий и любительскую хронику, я узнал себя, бредущего к берегу, догоняемого первой волной. Никто не верил, что это был я. Кто-то снял нас с Аней, снимая волну. Волну и, по случаю, и нас с Аней.

Потом этот берег назовут берегом скелетов, побережьем мертвых. Триста тысяч жертв, не считая наших. Это лишь те, кого удалось идентифицировать с помощью ДНК-анализа.

Я стоял на пустынном берегу... Тишина абсолютная. Ни пения птиц, ни шевеления воды, ни единого человеческого голоса... Тишина такая, что слышно как...

- Распускаются лилии? - спрашивает Лена.

- Откуда ты знаешь?

Океан, если смотреть прямо перед собой, был спокоен и тих, как наевшийся лев, вода - мирная, гладь, как зеркало... Если же оглянуться на берег - жуть!.. Это - как ковровая бомбардировка. Скелеты домов, скрюченные лопасти винтов самолета - как лепестки увядших ромашек...

- Значит и Жора, и Аня?..

- Трупы людей на побережье - как мертвые муравьи... Искореженные вагоны, вывороченные с мясом железнодорожные колеса... И среди всего этого нагромождения останков цивилизации, как укор человеку - нетронутая статуя Будды. Талаве Гандраратаме - наш приятель, коротко стриженый монах с соседнего острова скажет потом, что Бог таким образом решил наказать людей за их никудышный образ жизни. А какой-то поп сказал, что это место сегодня - Юго-Восточная Азия - место наибольшего разврата на земле, что именно здесь секстуризм в наибольшей степени убивает в людях божественное начало, и поэтому Бог наслал нам сюда цунами как когда-то огонь на Содом и Гоморру. И проснулся морской дракон. Человек, сказал он, вот кто крестный отец цунами. Люди, люди сами рубят сук на котором сидят, и Земля теряет внутреннее равновесие. А Ира Верпакова, давно живущая в Шри-Ланке и с удовольствием помогавшая нам разобраться в местных обычаях, была в ужасе от того, что на какой-то там час или два оставила своих туристов без присмотра. И вот результат - никто не спасся. Будто бы она могла им помочь.