Владимир Колотенко - Тебе и Огню

- Правда?!

- Редкая группа: АВ (IV).

Лена, естественно, возбуждена:

- Правда?! Слушай, и у меня четвёртая! - восклицает она. - И вам удалось взять...

- Никто из нас так и не решился... Никто кроме Жоры. Он взвалил на себя эту ношу. Я поражался: разрывая цепи, которыми сам себя сковал, он бесстрашно ввязался в битву за Пирамиду. Да, он решился на героические усилия. Видимо, поэтому ему и удалось...

- Скажи, - говорит Лена, - а у тебя какая группа крови?

- Ясное дело, - говорю я, - четвертая! Какая же еще?

- Значит, мы с тобой...

- Ясное дело!

Лена задумывается, затем:

- А ты знаешь, что эта кровь принадлежит к редчайшей группе. Из всего многомиллиардного населения планеты она обнаружена лишь у полутора миллионов человек. Это, кажется, каких-то две десятитысячных процента. Жуть, какая редкость!

- Да-да, - говорю я, подмигнув, - мы с тобой редкие птицы.

- Да уж...

- И, понимаешь, сказал тогда Жора, - продолжаю я, - теперь для власти над миром нам совершенно не нужны ни Копье Судьбы, ни Чаша Грааля... Ни античная камея...

- Для власти над миром? - спросил я.

- Ну да! Для власти глубокого понимания мира, - сказал Жора, - понимания и власти добра. И как только мы откроем миру этот самый строительный материал Вселенной... ну, «частицы Бога», мы тотчас же выстроим без всяких усилий твою Пирамиду. Вылепим...

Он молча кистями обеих рук с растопыренными пальцами сымитировал работу скульптора, лепящего из глины свою вселенную. Затем кивнул и привычно дернул скальпом. Затем:

- Беда не приходит одна... - как-то кротко и обреченно вдруг произнес он.

- Какая беда?! - спросил я.

Жора не ответил.

- И все же, - попытался было я увести его мысль от беды, - Бог щедро одарил нас...

- Бог скуп на щедроты, - прервал меня Жора, - и это Его дар.

О какой беде он говорил? Он предчувствовал свое поражение?

- И все-таки зря мы с тобой, - грустно проговорил Жора, - так и не применили наше основное оружие в битве за совершенство.

- Какое еще оружие? - спросил я.

- Ты ведь сам когда-то говорил, что...

- Какое оружие? - перебил я его.

- Этническое...

Я был поражен Жориным признанием.

- Но зачем?! Это же...

Жорин скальп сперва нервно дернулся к затылку, затем медленно вернулся на место. Жора грустно посмотрел на меня и произнес с сожалением:

- Мы так и не вычистили с тобой Авгиевы конюшни человеческой жадности.

И он снова процитировал Сократа:

- «...гораздо труднее - уйти от нравственной порчи...». Нам это не удалось. Зато мы отрыли, наконец, для мира его философский камень...

- Открыли!

- Отрыли, открыли... Гены Иисуса - вот Эликсир Бессмертия! Это ясно?

Хм! Мне это было ясно всегда! Но не все ясно Лене:

- Гены Иисуса?! Эликсир?! То есть... Как это?..

Лена на секунду задумывается и вдруг радостно восклицает:

- Ах, да!.. Ну да!.. Ну, конечно!.. Ну, как же?!

- Это ясно? - снова спрашиваю я.

- Ну ты что?! А как же!..

- Другого, - заключил тогда Жора, - просто не может быть! Теперь важно напоить этим эликсиром всех и каждого. Вот задача! Ген Совершенства, а по сути, вот тот самый всенепременный и до сих пор так неприступно-неуловимый ген Духа - каждому и всем!..

- Вот мы и постараемся, - сказал я.

- Что ж, - сказал Жора, - узбеков вам.

- Каких еще узбеков?

- В смысле - успехов...

Он улыбнулся, помолчал, затем:

- И знаешь... шестьдесят девять - это шестьдесят девять... Как не крути, и какие бы ты не пил эликсиры...

Да уж, как не крути! Что да, то да...

- Слушай, я уже на два года старше Лео...

Жора никак не мог раскурить свою трубку. Наконец ему это удалось.

- А ты можешь себе представить, - неожиданно произнес он, - как будет выглядеть Земля после людей? Ты думал об этом?

- Э-а.

- Когда воцарятся амёбы... Или планарии... Или бледные спирохеты...

Я об этом не думал.

- Пройдут тысячелетия, и никто никогда не узнает, что мы с тобой жили на этом свете. Время нас съест и слижет все наши следы. А наследили-то мы вполне, так сказать, гаденько, да, вполне!.. Бззззз...

Он сунул свою трубку в зубы, сложил кисти одна в одну и сделал несколько движений, словно умывая руки под струей воды. Затем левой рукой взял свою трубку - мой парижский подарок:

- Мне хочется лишь одного, - выдохнув струю сизого дыма, тихо произнес он, - чтобы никто не нарушал моего одиночества.

Затих на секунду и, снова улыбнувшись, добавил:

- Но и не оставляли меня одного...

Разве могло меня тогда потрясти предположение, что Жора так одинок?

- Как? - спрашивает Лена.

- Так безжалостно... Он, я полагаю, уже оторвался от земли, паря в небе, как жаворонок, но ее цепи еще крепко удерживали его. И все мысли его были там, внизу, на земле... Мысли о земле... О ее преображении.