Дмитрий Лазарев - Вспомни меня (сборник)

Порешил? Воронцов медленно поднялся на ноги, глядя на медленно расплывающуюся кровавую лужу. Дубницкая была еще жива и прерывисто дышала. И это было плохо. Очень плохо, ибо он не был уверен, что сможет выстрелить второй раз.

– Господи, что ты сделал?!

О присутствии Ермаковой Воронцов в пылу схватки как-то даже успел позабыть.

– Убил ее, – мертвым голосом произнес он, стараясь не смотреть в глаза подруге. – Так было нужно. Условие Меняющего…

– Безумец! Сколько жизней ты принесешь в жертву в обмен на спасение Киры?!

– Больше нисколько. Только свою. И ее, – он кивнул на умирающую. – Иначе она повторила бы заказ.

Эжени почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и непременно упала бы, не подхвати ее Данил.

– «Размен»? – слабым голосом произнесла она.

– Да.

– Боже мой! Но, во имя всего святого, зачем?!

– Иначе «стирание» вспять не повернуть.

– Это Меняющий тебе сказал?

– Да.

– А если он солгал? Если есть другой способ, а ему просто понадобились трупы тех, кто вышел на него и доставил столько хлопот? Об этом ты не подумал?

– Возможно, – пожал плечами Воронцов. – Но проверить это я не смогу, да и времени на эксперименты и уговоры уже не остается: если я ничего не сделаю сейчас, завтра Киры не станет.

– А ты, значит, твердо решил спасти ее любой ценой?

– Без нее мне жизнь ни к чему.

– Безумец! – повторила Эжени. – Какой же ты безумец! Благородный, но больной на всю голову!

– Не безумец, – возразил Данил. – Может быть, разве что сказочник. Знаешь, Эжени, вера в сказки наяву – последний оплот романтизма нашего времени. Жаль, что сказки – короткий жанр и имеют обыкновение быстро заканчиваться. В противном случае, Шахерезаде не пришлось бы придумывать свою сложную схему тысячи и одной ночи. Так позволь мне написать свою сказку! Пусть она будет самой короткой, но со счастливым концом!

– Счастливым?!

– Хотя бы для Киры. Не мешай сделать хоть что-то полезное в моей бестолковой жизни!

– Ты, похоже, уже все решил…

– Да, и не отговаривай.

– Да уж вижу, что безнадега, – смертельно уставшим голосом произнесла Ермакова. – Этой девчонке невероятно повезло, что она тебя встретила. Надеюсь, она заслуживает такой жертвы, хотя лично я не уверена…

– Зато я уверен.

– Ты-то конечно…

С земли послышался глухой стон.

– Она жива, – зачем-то констатировала очевидный факт Эжени. – И что ты будешь с этим делать?

Настоящая ледяная глыба гигантской сосульки, которая начала расти в груди Данила с той самой минуты, когда он услышал от Меняющего про второе условие сделки, сейчас увеличивалась просто астрономическими темпами. И он чувствовал, что, если так пойдет и дальше, она скоро рухнет, не выдержав собственной тяжести, и похоронит его под собой. Не лучше ли отрубить ее сейчас собственной рукой, не дожидаясь, когда эта глыба достигнет критической массы?

Против умышленного убийства восставала вся его натура, но свой выбор он, как и Дубницкая, уже сделал. И тоже не сейчас. Когда принял решение спасти Киру любой ценой. Действительно любой. Конечно, свою жизнь принести в жертву на этом алтаре Воронцову было куда легче, чем чужую. Но и это решение тоже было принято, когда Меняющий озвучил условия. Так к чему теперь колебания? Повернуть назад сейчас Данил уже просто не сможет. И не потому, что слишком далеко зашел. Теоретически путь для отступления еще имеется: отвезти Марину в больницу, а потом пойти к Меняющему и сказать, что передумал. Но чтобы фактически осуществить это, Воронцову придется ломать себя через колено, ибо как бы ни претило ему убийство, оставить Киру погибать было немыслимо. В рай и в ад Воронцов не верил, как и, вообще, в бога. Его единственным и судьей, и цензором была его совесть. Правда, судьей суровым и неумолимым. Но даже если она вынесет вердикт «виновен», что ж, так тому и быть. Только на то, чтобы казнить его и мучить, у нее будут сутки, не больше. Это можно потерпеть, ради такой-то цели…

Нет, он доведет до конца то, что начал. Понадобится для этого пристрелить сейчас умирающую Дубницкую, значит, пристрелит. Пусть не хладнокровно, пусть дрожащей рукой, но пристрелит. Потому что просто НАДО. Потому что она заключала в себе смертельную угрозу для той, в ком теперь только и был сосредоточен весь смысл существования Данила. Все, колебаниям конец! Его жизненный Рубикон нес свои воды уже далеко позади. И Данил до боли в пальцах сжал в руке пистолет. А Эжени с острой душевной болью вдруг поняла, какое решение он принял, и сделала последнюю отчаянную попытку.