По понятным причинам Гарри не мог читать на людях. Ему приходилось скрываться буквально ото всех. После работы он выбирался в парк, находил укромный уголок, садился на траву или устраивался среди корней больших деревьев и читал. Дома он читал только после того, как Мона уходила спать или отправлялась куда-нибудь по своим делам.
Последнюю книгу Гарри дочитывал, сидя на краю ванной, под шум льющейся из крана воды. Воду он включал, разумеется, для прикрытия. На следующий день Мона сказала, что не ожидала от мужа столь тщательной гигиены. После такого заявления Гарри испугался, что его увлечение раскрыто, но по последовавшему вслед смеху понял, что жена шутит.
– Скоро обследование, – однажды за завтраком напомнила Мона, наливая Гарри чай и красиво раскладывая на тарелке печенье. Ее способности к сервировке и созданию узоров из абсолютно любых вещей поражали не только Гарри, но и всех тех, кто когда-либо пил с Моной чай. – И дисполизация.
Гарри осторожно, чтобы не повредить узор, взял с тарелки одну печеньку и не поднял на Мону взгляда. Он прекрасно помнил, что момент плановой процедуры стремительно приближался.
Никакой боли, никаких осложнений, стопроцентная безопасность. Дисполизация была совершенна, и всего две недели назад она не вызывала у Гарри никаких противоречивых чувств. Однако сейчас все было сложнее. Гарри по-прежнему испытывал полную уверенность в том, что готов предоставить своему ребенку возможность свободы выбора. Только теперь ему безумно хотелось узнать, кем бы этот ребенок родился, если бы не процедура. Догадки интриговали, будоражили воображение и каким-то невероятным образом делали жизнь ярче и интереснее.
Однако узнавать пол запрещалось. Знающие родители, считало общество, могли случайно проболтаться ребенку, и это повлияло бы на его формирование как личности и его последующий выбор, который ребенок непременно должен был сделать самостоятельно. Слишком большой риск, слишком большая потеря свободы.
Свои мысли Гарри оставлял при себе, хотя это удавалось ему с большим трудом. Пару раз ему приходило в голову предложить Моне подумать, просто подумать над отказом от дисполизации, но от этой безумной идеи Нельсон сразу же отрекался, а потом долго упрекал себя в невероятной глупости.
Вообще-то на законодательном уровне он мог позволить себе не ставить подпись под стандартным договором между будущими родителями и клиникой, но так поступали лишь самые отчаянные люди, далекие от привычной жизни в социуме и имеющие слишком ярко выраженное мнение.
Конечно, за подобные поступки не следовало никаких наказаний. Ни один работодатель не имел права выгонять человека с работы за нестандартные взгляды. А родственники и друзья не имели права отказываться от общения с теми, кто пошел своим собственным, не самым привычным путем.
Больше того, решившие отказаться от процедуры родители получали точно такие же права, как и остальные, но отношение к ним всегда оставалось особенным. Не в лучшем смысле этого слова.
– Я знаю, – после паузы сказал Гарри и тут же принялся есть печенье, чтобы хоть чем-то себя занять и не сказать ненароком лишнего.
Гарри знал, для Моны вариантов не существует, есть лишь очевидная необходимость дисполизации. И обвинять ее в этом нельзя. Мона – будущая мать, и она уже любит своего ребенка, желает ему счастья и хочет подарить все возможности, какие только может. Эта удивительная и неповторимая материнская любовь зачастую перекрывает все остальные чувства и доводы. И это, пожалуй, нормально.
После завтрака Гарри не мог найти себе места в прямом и переносном смысле. Он ходил туда-сюда по квартире в поисках какого-нибудь дела или занятия, но ничего не находил. Утро тянулось невероятно долго. У Гарри был выходной, а планы на этот выходной у него так и не появились. Мона тоже ничего не предлагала.
Нельсоны нередко оставляли в нерабочее время место для импровизации, но сейчас импровизация не складывалась. И, что намного хуже и страшнее, она раздражала. Раздражала Гарри.
А Мона, похоже, чувствовала себя комфортно. Она занималась мелкими делами, напевая под нос песни. Когда она ощущала на себе взгляд Гарри, песни начинали звучать громче, выразительнее и эмоциональнее.
Однако Гарри не находил в себе сил подпевать, как он любил это делать раньше. Из Нельсонов в прошлом получался неплохой и очень забавный дуэт, но этим утром солировала одна только Мона.
Гарри попробовал посмотреть телевизор, но передачи попадались неинформативные, а фильмы с первых же кадров демонстрировали свою неинтересность. Разочаровавшись в телевизоре, Гарри постарался скоротать время, копаясь в ноутбуке, но быстро понял, что не хочет ни с кем переписываться, не хочет играть и не хочет ничего искать в интернете. Несколько мгновений Гарри бессмысленно смотрел на ярлычки на рабочем столе, а потом вздохнул и обреченно закрыл бук.
Читать дальше