Роман Шмыков - На Юге, говорят, теплее

– Брось! Мы сбежим, но это оставь ему! – Гриша кричал и указывал пальцем на Максима, пока тот тёр голову и пытался прийти в себя.

Гриша схватил меня за руку, пока Алиса держала меня за другую. Ополоумевший мужчина, уже отдалённо напоминавший моего мужа, пытался вырвать пистолет, но я сжала его так сильно, что даже боялась случайного выстрела.

– Отпусти! Долб*ёб! Возьмите оружие и бегите! Все! Пока они не добрались сюда! – Максим неуклюже встал и подошёл к нам. Он схватил Гришу за шею, и тот отпустил мою руку. Максим разжал свои тиски, отошёл от Гриши на пару шагов. – Бегите!

– Без оружия!

– Да что с тобой не так?

Я услышала, как Алиса тихо плачет, стоя за мной и сжимая мою вспотевшую ладонь. Меня трясло, я посмотрела на пистолет в своих похолодевших руках и на Гришу. На фоне его мерцающего силуэта горел огонь. Что-то взорвалось, и пламя медленно окутывало поселение. К нам приближались мертвецы, и времени оставалось всё меньше. Это увидел и Максим. Я убрала пистолет за пояс, пока Гриша вертел головой по сторонам. – Выбрось!

– Уже, – я соврала, само собой. – Бежим!

Гриша поднялся и кивнул Максиму.

Гриша повёл нас перед собой к выходу, который был еле заметен. Обернувшись, я краем глаза увидела, как Максим какой-то дубинкой отбивается от мертвецов, и оттеснив назад нескольких из них, рванул к нам. Он нагнал нас, когда я уже просунулась за пределы поселения, и Алиса сидела рядом, спрятавшись по макушку в высокой траве. В маленькую дырку, словно лаз для собаки, виднелось Гришино лицо. Я подумала сначала, что это он закричал, но это вопил Максим. Гриша обернулся, и его потянуло назад, обратно за стену. Я схватила мужа за руку и потянула к себе, но вместо этого упала лицом в землю. Я увидела, как Максима тащат за ноги к себе мертвецы, и их клацающие зубы сжимались и разжимались всего лишь в нескольких сантиметрах от голени Максима. Он держал Гришу за штанину, мешая сбежать. Вряд ли он специально – он человек, и не хочет умирать в одиночестве. Я тогда этого не понимала, и ещё долго винила Максима в смерти Гриши.

Гриша хватался руками за стену, но никак не мог подтянуться ко мне ни на сантиметр, и даже всё больше удалялся от меня. Один из мертвецов обошёл брыкающегося Максима и вцепился руками в плечо Алисиного отца. Тот перевернулся и стал бить кулаками прямо в толстую корку на голове мертвеца. Вышел и второй, объятый пламенем, как факел, и уже зубами вцепился в предплечье Гриши. Хлынула кровь, брызнув сначала, как из сильно сжатой бутылки загустевшего кетчупа. Я вынула пистолет, направила на Гришу, и в этот момент он посмотрел на меня.

Он не говорил. Не хотел. Он даже не кричал, пока его заживо пожирали. Он смотрел мне в глаза и беззвучно плакал, смотрел то на пистолет, то на меня, быстро поняв мои намерения. Гриша покачал головой из стороны в сторону, и я…

И я выстрелила в мертвеца. Тот отвалился от Гришиной руки, оторванной почти по локоть. Вот тут Гриша закричал, закрыв глаза. Его вопль почти оглушил меня, слившись с истошным криком Максима, теряющегося в трескучей песне пламени, охватившем всё поселение. Я отпрянула назад, чуть на задавив Алису, совсем припавшую к земле. Я быстро поднялась, поставила пистолет на предохранитель и схватила Алису за руку. Она обмякла, и мне пришлось шлёпнуть её по лицу, чтобы та очнулась. Мы бежали по полю с высокой травой, пока за нашими спинами горели люди, съедаемые заживо. Всё случилось слишком быстро, и я думала, что это очередной кошмар, один из тех, что стали меня посещать так часто после сброса бомб.

Алиса старалась не отставать, но я припустила так сильно, что порой бедная костлявая путалась в ногах и падала, и приходилось тащить её ещё пару метров, как куклу, по земле. Луну над нами закрывали клубы дыма, и запах жареного мяса… он забивал ноздри. Крики полностью стихли, и теперь был слышен лишь огонь. Он снова забрал всё. Почему? Потому что мог.

Знала ли Алиса, какой выбор я сделала у тех стен? Что я посчитала важным? Уважение Гриши даже перед лицом смерти или его кончина, способная быть более мягкой? Он выбрал трудный путь, но так и не отошёл от своих принципов, они же его и сгубили, и я не знала, как правильно это преподнести Алисе. Мы прекратили бежать, когда солнце медленно стало подниматься над редеющим полем, и перед нами открывались голые холмы, растянулась серая полоса асфальта. Алиса всё время оборачивалась назад, бедный осиротевший ребёнок ждал, что папа вот-вот вырвется из густой травы, подойдёт, обнимет и скажет, что всё в порядке. Но даже я, будучи с Алисой рядом, не произнесла этих слов, потому что ничто не было в порядке. Гриша не взял в руки оружие и не позволил мне убить его, а я не смогла солгать его дочери, как и никогда не была способна. Кто из нас более прав? Наверное, тот, кто смотрит за нами с небес. Он позволил этой войне начаться, и, наверное, это было верным решением.