Алекс Сайлент - Великий Дух

Даже этого короткого слова было достаточно для того, чтобы понять, что он говорит с сильным акцентом. Катэр мог его понять, но непривычные интонации, ударения и произношение почти всех букв сильно резало слух, ещё больше затрудняя этот диалог.

– У тебя есть вода и еда? Я могу остановиться у тебя на какое-то время?

После ещё одной невыносимо долгой паузы хозяин ответил просто:

– Да.

И, не сказав больше ни слова, не сделав ни одного жеста, он просто развернулся и зашёл в дом. Но это не было похоже на бегство или намёк на то, что Катэру лучше уйти – это вообще ни на что не было похоже, и потому Катэр был в замешательстве и сомневался секунд десять, но всё же решился зайти следом. Он оказался в большом помещении, залитом ярким светом благодаря огромным панорамным окнам, выходящим на озеро, и почти пустующем, в котором было совсем немного невзрачной мебели, голые стены, но хотя бы был глиняный пол вместо голой земли. Бессмертный шёл очень медленно и потому Катэр успел догнать его на входе в соседнюю комнату, в которой не было окон, она была меньше и прохладнее, но зато там было значительно больше вещей. Там были столы, на одном из которых стоял сосуд причудливой формы, к которому подошёл хозяин дома и из которого налил воду в глиняный стакан, который и передал гостю. Утолив жажду, Катэр спросил:

– Ты говоришь на экзилонском?

– Да.

– Это хорошо. Удобно, когда главный межпланетный язык так похож на твой и у тебя есть почти триста лет, чтобы его выучить! – он попытался пошутить, улыбнуться и тем самым привнести в разговор дружескую лёгкость, но хозяин никак не отреагировал, будто никогда не слышал про юмор и улыбки, будто мышцы его лица просто не были приспособлены для этого. Он молчал, и его лицо выражало всё то же леденящее равнодушие – не недоверие или страх, а скорее просто отчуждение или скуку. Это была первая и последняя попытка Катэра пошутить.

– У вас же есть имена?

– Рогон.

– Это твоё имя?

– Да.

Он делал такие долгие паузы и говорил так неестественно медленно, словно издевался, явно подбирал каждое слово и отбрасывал всё лишнее. Абсолютно всё говорило о невозможности эмпатии, подлинного контакта, он был словно умственно отсталый, отрешённый от всего людского, уже не человек, а какая-то иссохшая куколка, которой не суждено переродиться в нечто прекрасное и способное летать.

– Вы все так говорите? Все бессмертные? Или только ты?

– Все.

– И почему? Для этого есть какая-та причина? Вы всегда так разговаривали? Или это стало частью какого-то плана, новой философии?

– Слова – источник страстей. Меньше слов – меньше страстей, меньше разрушений.

После этого Рогон начал молча ходить по комнате и что-то искать. Как выяснилось, он искал подходящие для такого случая угощения, которые затем поставил на стол и жестом предложил гостю присесть. Стол был большим и по-своему красивым, но очень низким, поэтому Катэру предстояло сесть на пол. На тарелке лежало что-то напоминающее мясо какого-то неведомого зверя, сваренное, без всяких приправ – ничего заманчивого, но и ничего отталкивающего. Катэр вроде бы и хотел задать ряд закономерных вопросов, но его резко оттолкнула их банальность, а также убеждённость в их бессмысленности, учитывая уровень красноречия бессмертного. Он не был робкого десятка и не был привередливым, не был гурманом и не был болтуном, поэтому он начал есть без лишних расспросов, также надеясь на то, что хотя бы этим удастся расположить собеседника, который не стал ничего есть. Он просто присел на дальней стороне стола и начал внимательно смотреть на гостя, что создавало дополнительную напряжённость. Катэр убедился в том, что мясо съедобно, пусть и малоприятно на вкус, и решился продолжить этот тяжёлый разговор, хотя бы для того, чтобы нарушить эту тревожную тишину:

– Неужели ты живёшь здесь один?

– Да.

– И ты один построил всё это?

– Да.

– Быть не может. Сколько же у тебя ушло на это времени?

– Необходимое.

– Что? Столько времени, сколько необходимо? Но сколько лет? Ты что, не помнишь?

– Мы не считаем.

– Но ведь наверняка на это ушли десятилетия? Или ты здесь живёшь уже несколько веков?

– Да, – вновь без всяких эмоций и интереса ответил Рогон, словно его спросили какую-то сущую банальность.

– Похоже, что диалога у нас не получится. Хотя мне хотелось бы. Ты и не разговаривал ни с кем уже много-много лет?

– Пару месяцев назад меня навещали.

– Кто? Твои сородичи?