Рафаэль Май - Мироздание

– Ты смотришь?

– Да, – ответила Света.

– Видишь, краски смешиваются. Появляются новые оттенки. Где-то светлее, где-то темнее.

– Вижу.

– Я хочу, чтобы пустыня стала еще более знойной. Добавлю еще красного, – она взяла кисть и макнула в зеленую краску.

– Постой, это же не красная, – вскрикнула Света.

– Ты почти успела меня остановить, но я все равно сделаю по-своему, – с этими словами Роза небрежно капнула на пустыню зеленой краской. – И что же теперь делать? Я же хотела нарисовать пустыню…

– Что ты делаешь? Я не понимаю.

– Теперь мне придется рисовать пустыню с оазисом, – Роза стала вырисовывать один за другим пальмы, цветы, папоротники.

– Ты настоящий виртуоз.

– Я хочу добавить еще красок. Немного красного, – Роза взяла кисть и несколько раз провела по черной краске.

– Что ты делаешь? – Света не успела спросить, как на холсте красовалось большая черная клякса.

– Кажется, я испортила картину. Придется перерисовывать, – художница вытащила из мольберта очередной холст и выбросила его в сторону.

– Зачем ты все это сделала?

– Знаешь, я сейчас возьму новый холст, снова смешаю краски и нарисую то, что изначально хотела. Если снова перепутаю красный с черным, нарисую еще одну картину и так до тех пор, пока не получу идеальный вариант.

– Будешь перерисовывать?

– Да, почему бы и нет, – ответила Роза. – Жаль, что в жизни так нельзя.

– Ты о чем?

– Я о том, что мир устроен настолько идеально, что человеку отводится жить лишь однажды, – ответила художница. – Поэтому все приходится делать идеально с первого раза. Нельзя раздвинуть рамки времени, подобно занавесу. Нельзя очистить холст, на котором творил человек всю свою жизнь. Можно сделать новый мазок, замазать старый другими красками. А вот избавиться от чернильного пятна невозможно. Понимаешь, что я имею в виду?

– Почти, – Света прикусила уголок губы.

– Первую ошибку я исправила, когда нарисовала оазис, – продолжала Роза. – Чистое везение… Почти как в жизни, когда есть шанс все исправить…

Света не стала ничего отвечать. Она впервые осознала, что холст ее жизни был заляпан чернильными пятнами.

Питер вошел в соседнее купе. В нем ехали мужчина, женщина и ребенок. Зеленоглазой и длинноволосой брюнетки, которая ему приснилась, не оказалось.

– Бред какой-то. Что я делаю? – пробормотал Питер себе под нос.

– Вам чем-нибудь помочь? – спросила женщина.

– Нет, спасибо. Извините, что потревожил, – он закрыл дверь и вернулся в свре купе.

Уолт копался в рюкзаке.

– Ну что уладил проблемы? – спросил он.

– Да, – Питер был немногословен, из головы его никак не выходила та лучезарная и грустная девушка из сна, которая так не любила мечтать. Он рухнул на кровать и, уставившись в одну точку, не сводил с нее глаз.

– Она была настолько реальной… Трудно поверить, что это был всего лишь сон, – подумал он.

Катя вернулась в купе, закрылась пледом и пыталась вспомнить, что ей приснилось. Сны она видела редко. Но даже в тех немногих снах, которые она помнила, она была одинока. А этот сон был особенный. В нем был мужчина… Но как он выглядел и о чем говорил, она не могла вспомнить, словно кто-то стер все из памяти.

– Куда направляетесь? – вдруг заговорила с ней попутчица.

– В Петербург, к тете.

– А меня Ольга зовут, на верхней полке – мой муж Олег, а мальчишка, что посапывает над вами – мой сынишка Максим, – начала знакомство приятная собеседница.

– Катя, очень приятно, – представилась она и тут же спросила. – Вы в том же направлении?

– Да, тоже еду погостить, – ответила Ольга и тут же поинтересовалась. – Вы какая-то очень грустная.

– Правда? – спросила Катя.

– Да, улыбаетесь, а глаза грустные. Нельзя улыбаться и грустить одновременно, – проницательно заметила женщина.

– Да, наверное.

– Вы очень красивая. Вам, Катя, наверное, завидуют все подруги…

– У меня нет подруг, – призналась Катя.

– Как я сразу не подумала, у такой красавицы и не должно быть подруг. Зато друзей наверняка полно, а от женихов отбоя нет. Угадала?

– Нет ни друзей, ни женихов, – хрипловатым голосом произнесла Катя, и глаза ее тут же покраснели. Ольга не знала, что ответить, печальные слова попутчицы навеяли грусть и на нее саму..

Они обе замолчали. Совсем не надолго, но те полминуты, которые они молчали, показались Кате вечностью. С ней никто и никогда не заговаривал, не утешал, не интересовался ее совсем неинтересной жизнью. И вот сейчас в поезде с ней заговорила какая-то незнакомка, и пусть она сделала это от скуки, и пусть их пути разойдутся и никогда не пересекутся. Но именно сейчас Кате казалось, что в ее жизни не было никого родней и ближе, чем эта пухловатая и немножко несуразная женщина.