Роман Корнеев - Лишь тень

Пьедестал, перед которым я очутился, и который как-то сразу не заметил, загорелся неярким зелёным цветом, молчаливо указывая то место, где меня смогут услышать. Небольшое возвышение сделалось для меня чуть ли не вершиной величайшей из гор нашего мира, я поднимался по трём ступенькам словно немощный, истекая потом, предательски лившимся мне между лопаток. А если меня спросят о чём-нибудь? А ведь верно – спросят, что же тогда? Таким я казался самому себе, как же дела обстояли на самом деле… кто его знает, но я всё же льщу себе надеждой, что всё было далеко не так плохо, как казалось.

Я смог чётко вскинуть обе руки в приветствии максимального уважения, поскольку толком не знал, что бы ещё сделать такого, однако моя бубновая шестёрка, вопреки ожиданиям, битой не оказалась. Весь Совет разом, как единый человек, встал и ответил мне тем же жестом.

Потрясающее зрелище. Достижению подобных высот многие из тех, кого я знал, посвятили бы всю свою жизнь. Я получил это удовольствие исключительно, мне тогда казалось, в качестве дара. Ой, ли!..

[обрыв]

До того самого момента ход диалога мне был абсолютно понятен и где-то даже близок, поскольку таковую возможность, если вы помните, я предполагал заранее. Однако то, во что вылилось это мероприятие, я нашёл исключительно настораживающим.

Голос, льющийся сверху, спросил меня:

– Отчего вы такой положительный?

Я немного опешил. О, неужели я всё ещё имел достаточно силы воли, чтобы возражать?!

– Что вы имеете в виду, господин?

Однако мой крошечный демарш прошёл незамеченным. Голос, как ни в чём не бывало, продолжал вещать.

– Общеизвестно, что молодые люди склонны не вполне самокритично подходить к собственному поведению. Собственно, для того и создан был общественный орган Совета Образования. Его члены, Учителя исходят в своём подходе к молодежи из самоцели купирования их естественных антисоциальных предрасположенностей, то бишь, если конкретнее, воспитание рядового члена общества есть, в какой-то мере, насильственная его реморализация в свете общественных отношений.

Я уже поумнел достаточно, чтобы просто молчать.

– Так вот, мы тут только что со всей внимательностью выслушали нашего достойного коллегу, бывшего члена Коллегии Совета Образования, бывшего Советника Луи Сен-Руаля, вашего Учителя. Что мы услышали? Заботлив, работоспособен, трудолюбив, предупредителен, целеустремлён, не чувствителен к таким естественным раздражителям, как конкуренция, общителен, но вместе с тем благоразумен и осторожен. Идеал не только Пилота, каковым он является, но и вообще представителя любого из направлений нашей общественной жизни.

Непонимающий мой взгляд продолжал пялиться меж балок ажурных конструкций Зала Совета, что ещё оставалось делать? Что они вообще хотят этим сказать?

– Нас заботит всякое отклонение, пусть и в хорошую сторону. Вы должны нас понять, молодой человек, вам или вашему, упаси Боже, дублёру придётся вести «Тьернон» в его первую и последнюю исследовательскую миссию. Человек, который взваливает на свои плечи столь непомерный груз, должен быть понят нами от начала до конца. Иначе мы рискуем однажды переоценить его силы…

Ненавижу, когда обо мне говорят в третьем лице. А посему позволю себе пару слов отсюда, из моего настоящего. Тех слов, что никогда не пришли бы в голову мальчику, стоявшему в потоке льющегося на него света посреди Зала Совета. Да, теперь я действительно понимаю всю глубину болота, в которое меня тащили всю ту часть жизни. Болота сладостного, мягкого, как перина, уютного как руки матери. Я должен был быть исполнителем, от меня требовалось только одно – довести. Однако просчёт дал себя знать. И ещё как. Я же действительно любил то, что мне навязывали, я рвался идти строем на парад, я даже был готов для этого начистить сапоги хоть всему гарнизону, а они всё ещё видели за этим лишь картонные декорации. И просчитались.

Ни с того, ни с сего огромная платформа подо мной дрогнула и понеслась куда-то вверх, вознося меня на невероятную высоту, туда, под самый свод. Я даже не успел как следует струхнуть.

Хотя надо бы…

Из раскрывшихся разом во всю высоту лепестков, заслоняющих от моего взгляда погружённые в полумрак глуби́ны комнатки, показалась фигура одного из Советников. Тот поднялся из кресла и степенно направился в мою сторону, неспеша одолев разделяющие нас метры. Створки внутренней двери, украшенные всё той же ажурной вязью, оставались распахнутыми за его спиной, раскрывая взгляду часть убранства внешней анфилады. Будто Советник не то секунду назад туда вошёл, не то уже собирался, разделавшись предварительно со мной, срочно куда-то бежать.