Владимир Шитик - Последняя орбита

— Напрасно вы так думаете. Чем вы можете объяснить, что направление и прямизна каналов не меняются на протяжении столетий? Такими их могли сделать только разумные существа. А почему Фобос и Деймос, или в переводе с греческого языка, на котором назвали их люди по традиции, «Страх» и «Ужас», ведут себя не как естественные спутники, а как искусственные. Еще в начале столетия было замечено, что они постепенно приближаются к своей планете. — Бурмаков опустился в кресло и тихо добавил: — Наконец, это моя мечта — найти разумную жизнь вне старушки-Земли.

Павел сердечно сказал:

— Я очень хочу, чтобы получилось по-вашему. Очень!

— Понимаю. И скажу вам, дорогие друзья, — боюсь. Не верится, что человек наконец встретится с подобным себе. Это очень фантастично и потому кажется невероятным. А у землян связано с Марсом столько надежд!

С того дня Бурмаков как будто стал еще более строгим, собранным. Он только изредка подходил к телескопу, смотрел в него минуту-другую и отходил.

«Набат», начав торможение, описывал большую кривую вокруг Марса, чтобы в конце концов подойти к нему совсем близко. Так было решено еще тогда, когда составлялся план экспедиции. Тяжелый корабль нецелесообразно сажать на планету, потому что для старта с нее потребуется израсходовать довольно значительную часть запасов топлива. Но это вовсе не значило, что люди так и не побывают на Марсе. «Набат» имел небольшие одноместную и двухместную ракеты, на которых космонавты могли слетать на поверхность планеты и вернуться назад.

Вскоре настал момент, когда Бурмаков пригласил экипаж в рубку и торжественно провозгласил:

— Через восемь суток, 3 февраля в 11 часов по земному времени, выйдем на свою постоянную орбиту вокруг Марса. С сегодняшнего дня вступает в силу приказ номер три: «Исследование достигнутой планеты».

В соответствии с этим приказом о предстоящей высадке на Марс космонавты собрали легкие ракеты, вездеход, снова примерили космические костюмы, в последний раз испытали приборы для исследований. Все, что нужно и можно было сделать, было сделано. Оставалось лишь ждать момента, когда «Набат», ставший уже искусственным спутником Марса, выйдет к озеру Солнца.

Счетные машины быстро вычислили время, когда это произойдет. У космонавтов в запасе оказалось почти сорок часов. Но переждать их было невообразимо трудно. Люди не покидали рубку даже для короткого отдыха, все время проводя у приборов. Очень хотелось знать, что ждет их, первых землян, на этой красной планете.

Но прошли и эти сорок часов. Автоматы включили экран цветного телевизора, соединенного с телескопом. На экране краснел шар Марса, два кружка его спутников и обозначалась замкнутая кривая — путь космического корабля.

Бурмаков поднялся.

— Поздравляю вас, товарищи, с прибытием на Марс.

Космонавты подбежали к иллюминаторам. Поверхность чужой планеты медленно проплывала под ними, волнуя своей неизвестностью, таинственностью. И каждый думал: кому выпадет первому оставить уютные каюты «Набата», чтобы шагнуть в неизвестное?

Будто отвечая на эти мысли, Бурмаков мягко сказал:

— Павел Константинович, принимайте командование кораблем!

— Степан Васильевич, разрешите, лучше я, — попросил Павел.

— Нет. Мы не знаем еще, что нас там ждет. Поэтому мой долг высадиться первым. К тому же, — грустно улыбнулся Бурмаков, — космос — мой дом.

Павел понял его: вся прежняя жизнь Бурмакова давала ему право на это.

— Мои дорогие! — командир обнял Павла и Витю. — Вы также побываете на Марсе, если пребывание там не угрожает опасностью. Побываете вы и в других местах. Не правда ли?

— Когда отправитесь? — спросил Павел.

— Ровно в восемь по московскому времени. Так и передайте на Землю.

Отправляясь впервые на Марс, Бурмаков не собирался проводить широкие исследования. В его задачу входило собрать сведения об атмосфере, растительности, если она встретится, взять пробы воздуха, почвы, определить радиацию и сразу же возвращаться на корабль.

Павел и Витя очень сильно беспокоились о своем командире, даже больше, наверное, чем он сам. Только он, старший и более опытный, лучше умел справляться со своими чувствами.

Прежде чем войти в герметическую камеру, ведущую к выходу, Бурмаков, уже в космическом костюме — легком, пластичном и очень прочном, сказал:

— Давайте по старому нашему обычаю посидим перед дорогою.

На минуту сели. Потом поднялись. Бурмаков надел на голову гермошлем. Маленький радиопередатчик, вмонтированный в шлем, работал на одной волне с корабельной рацией. Это было сделано для того, чтобы экипаж мог все время поддерживать с космонавтом прямую связь.