В. Бирюк - Расстрижонка

«Мне уже двадцать лет, а я ничего не сделал для бессмертия!» — Александр Македонский. Эта мысль звучит у множества честолюбивых юношей во все времена по всему миру.

Андрею — 36.

Напомню: здесь средний возраст смерти взрослых мужчин — 39.

Жизнь — прожита. Впустую. Победы, походы, схватки… Что в остатке? — Ничего. Ещё по-коптить небо пару-тройку лет и… «Господи. Помилуй».

Тут происходят два события: умирает любимый брат Иван. Один из немногих людей, с которым Андрей был дружен. Не покровительственно, как с младшим, с Перепёлкой, а — равно. Потеря — огромная. Но… Теперь Андрей становится вторым. Ещё не наследником, продолжателем, но — чуть ближе. Не к землям, владениям, титулам — это ему неинтересно. К свободе. К власти. Которая нужна ему для личной свободы. Не исполнять приказы старших, не бежать куда-то по чьему-то приказу. Поступать по собственному разумению. Делать что должно. «Должно» — в своём понимании.

И тут же ему, взрослому, уже пожилому по здешним меркам, суровому мужчине-воину навязывают жену. Девочку лет четырнадцати. Сироту. Дочь только что казнённого Степана Кучки.

Это оскорбление, публичная пощёчина. «Знай своё место». «Твоё место — у параши». Унизительный мезальянс — рюриковичи не женятся на русских боярышнях. И уж тем более — на дочерях ими же казнённых преступников.

Ещё оттенок.

Вятичи — поданные Черниговских князей. Это следствие «первого раздела Руси» — «разделы» бывали не только в Польше.

Ярослав Мудрый (Хромец), третий из сыновей Владимира Крестителя, разделил Русь со своим братом Мстиславом Тьмутараканским, (который «зарезал Редедю перед полками касожскими») перебравшимся с берегов Азовского моря в Чернигов. Мстислав неоднократно громил войска Хромца, но сам же сделал брату предложение, от которого тот не смог отказаться:

«Садись в своем Киеве, ты — старший брат, а мне пусть будет эта сторона».

Ярослав предложение принял. Но десять лет, до смерти брата, сидел в Новгороде: уж больно лих братец, уж больно близок Чернигов к Киеву.

Черниговские князья «оседлали» южный поток движения славянских племён. На огромном пространстве от устья Десны до устья Оки одна Черниговская епархия. А вот княжество потихоньку делится. Становятся самостоятельными Рязань и Муром. В этот процесс вмешиваются оседлавшие северный поток движения племён Ростовские князья, где, в детские свои годы, княжил Ярослав: подгребают под себя Муром, приучают к подчинению Рязань, «приголубливают» Курск. Теперь вот нацеливаются на Москву. Но пока всё в «этой стороне», чья принадлежность явно не указана — Черниговской династии.

Один из семейства законных сюзеренов — Свояк, князь Святослав Ольгович, стоит посреди двора своих вассалов. Ему — Свояку — и принадлежит право суда. Только его решение законно. Иное — не казнь, а убийство. Но летописцы упорно повторяют: Кучку казнил Долгорукий.

Как это возможно?

Только в одном варианте: «выдать головой». Вина столь тяжела и очевидна, что судье и возиться лень: «забирай и не в чём себе не отказывай». По сути: объявление вне закона. Отброс.

Ещё: несколько десятилетий назад сам Мономах дважды «ходил на вятичей, на Ходогу». Означает ли это слово имя собственное или титул — неизвестно. Очевидно, что Ходога оказался серьёзным противником — потребовался второй поход. Очевидно, что при повторном, карательном походе, сторонники Ходоги были уничтожены. Т. е. отец или дед Степана Кучки — изменили своему племенному вождю, перешли на сторону Мономаха.

А теперь сын Мономаха рубит голову Степану. За что? За «воровство»? Кучковичи — род наследственных предателей?

Андрея женят на чём? На девке из многократно «ссучившегося» рода? На «тени кривого дерева»? И что будет в результате? — «Они там все такие, из колена в колено, спокон веку…».

Такое… многослойное оскорбление.

Вокруг люди. Которые смотрят и высказываются.

Папашка, вечно поддатый, с умильно-сальным выражением на лице. Свояк, ещё не отошедший от лютой зимовки в глухих лесных вятских деревушках, от боя под Карачевым трёхмесячной давности, где он «разметал по лесу» черниговские и волынские дружины, берендеев и торков, от «ледяного исхода» с обозами беженцев по льду Десны из Новгород-Северского. Почерневший, дёрганный, готовый отдать хоть что, хоть этого Кучку, хоть Курск, хоть Великое Княжение. Лишь бы добраться до убийц его брата, до двоюродных братьев, объявивших награду за его голову.