В. Бирюк - Расстрижонка

Одновременно — и честь, и — западня:

Вышгород для Андрея — конура для бешеного сторожевого пса на цепи. Ни на что другое, кроме как рвать прохожих по команде хозяина — не пригодного.

Это особенно обидно — в нескольких предыдущих эпизодах Долгорукий следовал его советам, пренебрегая другими. Или — стравливая таким образом сыновей? Сталкивая своего первенца и наследника Ростислава (Торца) с храбрым и неуправляемым Андреем (Боголюбским)? Фокус папашке удался: Ростислав уже умер, но его «торцеватые» сыновья — растут в ненависти к Андрею, дочь Ростислава — замужем за Калаузом, ближайшим и давнишним противником Боголюбского.

Любимого Ростислава — нет, и Юрию приходиться, скрывая неприязнь к Бешеному Китаю, к сыну-сопернику, принимать того в роли наследника и первого помощника?

Андрей участвует в Киевских делах отца. Обычная текучка княжеской жизни. Суды-казни, смотры-споры, пиры-разговоры… Из которой выбиваются два эпизода. Оба — связанны с Кучковичами.

Осенью 1156 года Долгорукий велит отсыпать валы и поставить стены в Москве. С этого момента Кучково становится городом. Понятно, что Долгорукий не сам землю копает и брёвна таскает. Даже — не сам организует тех. процесс. Он — повелевает. Как он постоянно делал во множестве случаев: посылает работать кого-нибудь. Сыновей, приближённых… В Кучково он посылает Андрея.

Странно: волынские князья как раз снова активизируются. Дело идёт к тройственному союзу: Мстислав (Жиздор) Волынский, Ростислав (Ростик) Смоленский и Изяслав (Изя Давайдович) Черниговский отказываются признать старшинство Долгорукого. К весне 1157 года, к моменту убийства Долгорукого, уже вполне собраны войска для нового похода Великого Князя на Волынь.

Такие, общерусские, мероприятия за день, по щелчку, не делаются. Их готовят. А тут…

За полгода до готовящегося похода — «главного стража главных ворот столицы» на самом «рюрико-опасном» направлении — куда-то за тыщу вёрст в… в архитектуру. Отправляют? Отпускают? Вместо того, чтобы повышать боеспособность собственных отрядов или кормить клопов на ханских кошмах в разговорах о помощи от степняков — где-то в дебрях лесных городни городить.

Обоснование? — Серьёзных военных, политических, экономических доводов — нет. Личностные? — Единственно возможное: там жена.

Дальше гипотезы: было ли повеление Долгорукого — его собственной волей? Или это было согласие на предложение Андрея? Была ли инициатива Андрея — его собственной или «навеянной»? Подсказанной, внушённой? Кем? Эта тема без прямого или косвенного участия Улиты — не решается.

Вероятнее, как обычно и бывает, на месте одного, очевидного, «сильного» обоснования — ряд мелких, второстепенных. «Слабых» — по одному, но «сильных» — вместе. Ну, например:

– Здрав будь, батяня. Дело срочное есть. Грамотку привезли. Надо мне на Москву сбегать. Нынче же. Тёща помирает, зовёт перед смертью проститься. Опять же, жонка там, от одра матушки своей не отходит. Поддержать бабу надо.

– Помирает, говоришь? Степушкина вдовушка. Да уж…. Какая женщина была, Андрюша! Вся при всём. Получше твоей. Э-эх… Годы-то идут, люди-то уходят… Ты-то ещё молодой — не понимаешь… Лады. Поспеешь к живой — поклон от меня передай, на могилку попадёшь — свечку за упокой поставь. И, да, вот ещё. Через Чернигов поедешь — глянь там. Изя, змея подколодная, опять воду мутит. Прикинь, как город приступом брать. В Новгород-Северском — Свояку кланяйся. Скажи, чтобы дружину не распускал. Да объясни ему, но чтоб без обид. Он в Киеве хороший хабар взял, я его против Изи — завсегда поддержу. Но дани с вятичей он нынче не получит. Хватит платить-то. Скажи ему… скажи, что вятичам московским — крепость нужна. Во! Потому и не платишь! Точно! А крепостицу там, в Кучково… ну, сооруди какую. И бабу свою… Так ты — «поддержать» собрался или «подержаться»? Хе-хе… Эх, молодо-зелено, я, бывалоча, в твои годы… Езжай сынок, езжай. Но — быстро! Она нога — здесь, другая — там. Остальное… везде.

Чисто для справки: Боголюбский 1111 года рождения, он — третий сын. Ему в момент этого гипотетического разговора — сорок пять. Вопрос о дате рождения Долгорукого — историками не решён.

Осенью и в начале зимы Андрей ставит Московский «кременец». Это — нонсенс. Крепости не ставят в это время года. Уже и Феодор Конь, вынужденный в зимнее время спешно вести каменную кладку части Смоленского кремля, понимает — плохо, слабое место. Через десятилетие именно в этом месте польские пушки пробьют стену.