— Садись, — произнес голос Алекса.
Она забралась в ложемент и откинула голову в живое, дышащее, прохладное и мягкое. Тонкие щупальца тут же скользнули ей под волосы, оплели голову. Все ее существо наполнилось радостью — как будто она, наконец, отправлялась в путешествие, которого давно ждала. Ложемент был ладонью друга и мобилем одновременно — и Нэлл, полностью расслабившись, закрыла глаза.
Когда она открыла их, было уже утро. Несколько секунд она не могла сообразить, кто она и где находится — но потом самосознание вернулось. Нэлл, как ужаленная, подскочила в ложементе, судорожно осмотрелась — ложемент был серый, ощупала затылок — затылок был целый.
Все-таки сон.
Она вздохнула с облегчением, но через секунду ее снова окатило волной тревоги. Она засыпала в кровати (или нет?), а проснулась в ложементе. Значит, не сон?
Сосредоточиться. Мысленно коснуться мгновения между одним сновидением и другим. Там, в этом зазоре, что-то было. Яркие спрессованные впечатления — о чем? О беззвучном мире, полном красок и запахов. Даже не так — цветозапахов, потому что они были единым целым. Ощущение ветра, дующего прямо сквозь тело. Радость от начала нового этапа. Этапа чего? Это ускользало, таяло, и Нэлл прекратила вглядываться в себя, опасаясь создать у себя ложную память и невольно придумать то, чего не было.
Она зашла в санузел, умылась, придирчиво осмотрела себя в зеркале. Ее отражение посмотрело на нее взглядом сообщницы, потому что Нэлл уже знала, что не пойдет к Линде и не расскажет ей о сегодняшней ночи.
Когда Нэлл вошла в кают-компанию, там никого не было, кроме Дэна Венфорда. Бортинженер допивал свой утренний кофе и казался необычайно задумчивым.
— Привет, — сказала она, подсаживаясь к нему за столик. — Ну, как оно?
Тот поднял на нее глаза.
— Еще не понял.
— Знакомое состояние, — хмыкнула она.
Они помолчали.
— Нэлл, ты играешь в шахматы? — вдруг спросил Дэн.
— Нет, — удивленно ответила она.
— Я тоже давно не играл. Пару лет точно.
Он вздохнул и взял в руки прозрачную фигурку размером с мизинец, которую Нэлл в первый момент не заметила.
— Что это? — спросила она.
Дэн протянул фигурку ей.
— Это пешка, — ответил он.
Нэлл взяла фигурку в руки. Она была идеально прозрачной и неожиданно тяжелой, куда тяжелее, чем ее пальцы ожидали ощутить.
— Это не пластик, — заметила она, поднося пешку к глазам. — И не стекло.
— Я думаю, это алмаз, — сказал Дэн.
Нэлл изумленно посмотрела на него.
— Откуда это у тебя?
— Принес из сегодняшнего сна, — ответил он и снова отхлебнул кофе.
— Из сна?
Тот кивнул.
— Мы играли в шахматы. Я белыми… а черные играли сами за себя. Белые фигуры были прозрачны, черные… были черными. Я проиграл.
— И на что вы играли? — спросила Нэлл, против воли ощущая холодок, стрельнувший по позвоночнику. — Надеюсь, не на твою бессмертную душу?
Дэн улыбнулся.
— На свою бессмертную душу я бы играть не стал. Мы играли просто так.
Нэлл еще крутила в руках алмазную пешку, когда дверь кают-компании снова отворилась, и в зал вошла Марика. На ее плече сидела угольно-черная крыса, очень похожая на ту, что когда-то спугнул с ее колен Том.
— С добрым утром, дорогие коллеги, — весело сказала биолог, подходя к раздаточному лотку и забирая контейнер с завтраком. — Мы с Магдой решили позавтракать.
— Как интересно, — пробормотал Дэн, провожая их взглядом. — Она что — тоже будет есть?
— Не знаю, — ответила Марика. — Заодно и проверим.
Она села на стул и открыла свой контейнер. Псевдокрыса с любопытством повела носом. Усы на ее мордочке заходили туда-сюда. Потом она слезла с плеча Марики ей на руку, а оттуда — на стол. Понюхала овсянку с изюмом, понюхала стакан с горячим кофе. Длинный крысиный хвост напружинено висел в воздухе, не касаясь поверхности стола.
— Может, снимешь ее? — раздраженно поинтересовалась Нэлл. — Мы здесь едим все-таки.
— Напрягает? Извини.
Марика осторожно взяла крысу в руки и опустила ее на пол.
— И давно она у тебя? — спросил Дэн.
Биолог, казалось, задумалась.
— В углеродном исполнении — пару дней, — ответила она. — А так почти год. Когда она была живой, она была подопытной крысой из пятой контрольной группы. Я взяла ее к себе после начала эпидемии. Крысы — социальные животные и очень страдают от одиночества. Я не хотела, чтобы она была одна.
Дэн посмотрел под стол.
— Дитя, не надо глодать мои туфли, — укоризненно произнес он.
Читать дальше