Кирилл Берендеев - Предел приближения

Я вернулся к себе. Открывая незапертую дверь, я безуспешно пытался намурлыкать под нос хоть одну из услышанных композиций, совершенно напрасно; они продолжали звучать в моей голове, но не могли найти выхода. Мне не хотелось прощаться с музыкой Гойи как можно дольше, и я все пытался по памяти, фальшивя и сбиваясь с ритма, воскресить то, что было давно утрачено, осталось там, за дверью, закрывшейся у меня за спиной, в умолкшем музыкальном центре соседней квартиры.

Войдя в гостиную, я зажег свет. И замер.

На диване, свернувшись калачиком, сидела Маша; должно быть, она задремала, поджидая меня, но яркий свет от трехрожковой люстры немедленно разогнал ее дремы.

Она подняла голову, тряхнула волосами, прогоняя краткий сон, и сказала просто:

- Тебя долго не было.

Я присел на краешек дивана, осторожно коснулся Машиной ноги, покрытой едва заметными белесыми волосками, точно не веря в ее материальность. Она улыбнулась этому моему прикосновению и присев, поцеловала меня.

- У тебя дома хоть шаром покати. Ты что, ходил ужинать? К нашей общей знакомой?

Я кивнул; улыбка ее была заразительна.

- Да, конечно, так куда проще. А ты сказал ей, что мы на пару воспользовались ее кредиткой?... Ну, совершенно напрасно. Я ничего ей не говорила, мог бы и ты помолчать, - и Маша обняла меня.

- Ладно, не дуйся, - она склонила голову мне на плечо. Я чувствовал только легкое прикосновение ее волос, щекотавших мне шею. - Ну должны же быть у нас с тобой свои маленькие секреты. Ото всех, даже от Али. Ты согласен? Согласен? По глазам вижу. Вот и хорошо. А то как же нам иначе вдвоем быть?

Ответа на этот вопрос я не знал. Потому спросил о другом:

- Ты ужинала?

- Да, еще дома. А то разве можно тебя дождаться на голодный желудок?

- Долго ждала?

- Уж порядочно, поверь мне. У Альки ты засиделся, откровенно говоря. Сколько сейчас? - да, засиделся. Чем вы столько времени там занимались?

Она шутила, но я ответил серьезно.

- Слушали Гойю.

- Ну конечно, ее любимого. И неужели все?

- Все. А что еще....

- Честное пречестное? Нет, молчи, а то нарушишь торжественную клятву, тебе это припомнится на страшном суде. Лучше всего для тебя доказать свою невинность - это пройти испытание. Не бойся, я не Торквемада, испытание будет нестрашным, без применения новейших средств глажки и пайки. И проводить его буду лично я.

Она соскочила с дивана и натянула майку на голову, выпростав из рукавов руки и сделав, таким образом, некое подобие маски палача. Худая ее спина немедленно обнажилась.

- Пойдем, - бесцеремонно приказала она.

- Куда?

- Пойдем, сам все увидишь.

И повела меня, тыкая пальцем в спину, в соседнюю комнату. Слабый запах Талии все еще витал в ее стенах. Наткнувшись на несобранный шкаф, Маша замерла, зашарила по стене в поисках выключателя. Я опередил ее. Наши пальцы соприкоснулись - и в этот миг зажегся свет.

Место на постели, где, выспрашивая меня, сидела Талия, осталось в полной сохранности, смятым покрывалом обрисовывая контуры ее тела. Маша немедленно сорвала его и с неожиданной силой усадила меня на кровать, животом прижавшись к лицу.

- Испытание начинается, - торжественно произнесла она. И предстала передо мной полностью обнаженной, для этого ей не потребовалось тратить много времени. Обернулась вокруг своей оси, словно манекенщица на подиуме, и стремительно бросилась на меня, торопясь скинуть мой хлопчатобумажный кокон. И тогда уже я впился в ее губы, опрокинул навзничь, и волосы ее разметались по подушке, а тело податливо соприкоснулось с моим телом. Тут же она освободилась, выскользнула из объятий, отстранила лицо, воскликнула восторженно:

- Испытание должно быть пройдено!

И более не произнесла ни слова: все, рождавшиеся в ней чувства, не нуждались в вербальных символах, да они и не могли быть переведены ни на один язык мира. Просто потому, что не нуждались в переводе.

Наконец, Маша затихла, и медленно повернулась на бок. Бережно, прядь за прядью, она снимала прилипшие ко лбу волосы. Отдышавшись же едва слышно - но с той же странной торжественностью - произнесла:

- Ты преодолел меня. Я верю теперь в безгрешность твоих помыслов и деяний.

И, сказав это, снова уткнулась в мое плечо: усталая, обессиленная, удовлетворенная, счастливая той мгновенной радостью, которую мне посчастливилось, было позволено, разделить с ней. Тотчас же, словно измученная долгим перелетом птичка, обретшая, место покоя своего, так и заснула на моем плече. Не прошло и минуты, - я уже слышал размеренное дыхание Маши и видел, слегка повернув голову, легкую улыбку незаметно покидающего девушку блаженства, - только этой улыбкой, да может быть, сладким сном, оно еще напоминало о себе. Когда и улыбка покинула лицо Маши, я и сам провалился в долгий, но показавшийся протяженным лишь несколько мгновений сон. Не расцвеченный сновидениями, не оставивший воспоминаний о себе, но отнявший взамен одиннадцать часов земного времени.