Аркадий Стругацкий - Пять ложек эликсира

ФЕЛИКС: А чего мне бояться?

НАТАША: Ну как сказать… Пока Курдюков жив…

ФЕЛИКС: Да не посмеете вы.

НАТАША: Сегодня не посмеем, а завтра…

ФЕЛИКС: И завтра не посмеете. Неужели никто из вас до сих пор не сообразил, что вам же хуже будет?

НАТАША: Слушай. Ты не понимаешь. Они совсем без ума от страха. Они сейчас от страха на все готовы, вот что тебе надо понять. Я вижу, ты что-то там задумал. Не зарывайся? никому не верь, ни единому слову. И спиной ни к кому не поворачивайся — охнуть не успеешь! Я видела, как это делается…

ФЕЛИКС: Что это ты вдруг меня опять полюбила?

НАТАША: Сама не знаю. Я тебя сегодня словно впервые увидела. Я же думала: ну, мужичишка, на два вечерка сгодится… А ты вон какой у меня оказался! (Она придвигается к нему, прижимается, гладит по лицу). Мужчина… Ну обними меня! Ну что ты сидишь, как чужой? Ну это же я… Вспомни, как ты говорил: фея, ведьма прекрасная… Ну! Я ведь проститься хочу. Я не знаю, что будет через час…

Феликс с усилием освобождается от ее рук и встает.

ФЕЛИКС: Да что ты меня хоронишь? Перестань! Вот нашла время и место!

НАТАША: Ну почему? Почему? Это же я, вспомни меня… Трупик мой любимый, желанный!

ФЕЛИКС: Слушай, тебе же пятьсот лет! Побойся бога, старая женщина! Да мне теперь и подумать страшно!

Она останавливается, будто он ударил ее кнутом.

НАТАША: Болван. Труп вонючий. Евнух.

ФЕЛИКС (спохватившись): Господи, ну извини… Что это я, в самом деле… Но и так же тоже нельзя.

НАТАША: Дрянь. Идиот. Ты что — вообразил, что магистр за тебя заступится? Да ему одно только и нужно — баки тебе забить, чтобы ты завтра по милициям не побежал, чтобы время у нас оставалось решить, как мы тебя будем кончать! Что он тебе наобещал? Какие золотые башни? Дурак ты стоеросовый, кастрат неживой! Тьфу!

В спальню заглядывает Павел Павлович. В руке у него бутерброд, он с аппетитом прожевывает лакомый кусочек.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Деточка, десять минут истекли! Я полагаю, вы уже закончили?

НАТАША (злобно): И не начали даже!

И она стремительно выходит вон мимо посторонившегося Павла Павловича.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Ай-яй-яй-яй-яй! Вы ее, кажется, обидели. Напрасно, напрасно. (Садится, откусывает бутерброд.) Весьма опрометчиво. Могли бы заметить: у нас ко всем этим тонкостям, к нюансам относятся очень болезненно! Обратили внимание, как Басаврюк попытался подставить маркизу вместо себя? Дескать, это она все наши секреты вам по женской слабости рассказала? Ход простейший, но очень, очень эффективный! Могло бы и пройти… Вполне могло бы! А что в основе? Маленькое недоразумение, случившееся лет этак семьдесят назад. Или сто, точно не помню. Отказала ему маркиза. Никому никогда не отказывала, а ему отказала… Чувствуете? Вы не поверите, а вот сто лет прошло, и еще сто пройдет, а забыто не будет! А в общем-то, мы все друг друга не слишком-то долюбливаем. Это магистр наш, Иван Давыдович, высоко о себе мнит, а на самом деле — обыкновенный графоман от науки. Я же специально справки наводил у него в институте… Он там вечный предместкома. Вот вам и друг Менделеева! Диву даюсь, что в нем этот ротмистр нашел!

Феликс садится на другой край тахты и исподлобья наблюдает за Павлом Павловичем. А тот неторопливо извлекает из своего футляра очередную серебристую трубочку, капает из нее на последний кусочек бутерброда и, закативши глаза, отправляет кусочек в рот. Она наслаждается, причмокивает, подсасывает, покачивает головой как бы в экстазе. Проглотивши, наконец, он продолжает:

— Вот чего вы, смертные, понять не в состоянии — вкуса. Вкуса у вас нет! Иногда я стою в зале ресторана, наблюдаю за вами и думаю: «Боже мой! Да люди ли это? Мыслящие ли это существа? «Ведь вы же не едите, Феликс Александрович! Вы же просто в рот куски кладете! Это же у вас какой-то механический процесс, словно грубый грязный кочегар огромной лопатой швыряет в топку базарный уголь. Ужасающее зрелище, уверяю вас. Вот, между прочим, один аспект нашего бессмертия, который вас, конечно, на ум не приходит. Наше бессмертие — это бессмертие олимпийцев, упивающихся нектаром, это бессмертие пирующих воинов Валгаллы! Этот эликсир — что-то поразительное! Вы можете есть все, что угодно, кроме распоследней тухлятины. Вы можете пить любые напитки, кроме отравленных ядов. Никаких катаров, никаких гастритов, никаких заворотов кишок и прочих запоров… И при всем при том ваша обонятельная и вкусовая система всегда в идеальном состоянии. Какие безграничные возможности для наслаждения! Какое необозримое поле для эксперимента! А вы ведь любите вкусненько поесть, Феликс Александрович! Не умеете — да. Но любите! Так что нам с вами будет хорошо. Я вас кое-чему научу, век благодарны будете… И не один век!