Аркадий Стругацкий - Пять ложек эликсира

Феликс пожимает плечами. Не то чтобы он поверил всему этому, но речь Ивана Давыдовича, а в особенности научные термины производят на него успокаивающее действие.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Беда, однако, в том, что ложечек всего пять. А значит и бессмертных может быть только пять. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно? Или нет?

ФЕЛИКС: Шестой лишний?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Истинно так.

ФЕЛИКС: Но ведь я, кажется, не претендую…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: То есть вам угодно выбрать смерть?

ФЕЛИКС: Почему — смерть? Меня это вообще не касается! Вы идите своей дорогой, а я — своей… Обходились же мы друг без друга до сих пор!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Я вижу, что вы пока не поняли ситуацию. Эликсира хватает только на пятерых. Надо объяснять, что желающих нашлось бы гораздо больше! Если бы сведения распространились, у нас бы просто отняли бы источник, и мы бы перестали быть бессмертными. Понимаете? Мы все были бы давным-давно мертвы, если бы не сумели до сих пор — на протяжении веков! — Сохранить тайну. Вы эту тайну узнали, и теперь одно из двух: или вы присоединяетесь к нам, или, извините, мы будем вынуждены вас уничтожить.

ФЕЛИКС: Глупости какие… Что же, по-вашему, я побегу сейчас везде рассказывать вашу тайну? Что я, идиот? Меня же немедленно посадят в психушку!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Может быть. И даже наверное. Но согласитесь — уже через неделю сотни и сотни дураков выйдут на склоны Крапивкина Яра с мотыгами и лопатами. Люди так легковерны, так жаждут чуда! Нет, рисковать мы не станем. Видите ли, у нас есть опыт. Мы можем быть спокойны лишь тогда, когда тайну знают только пятеро.

ФЕЛИКС: Но я же никому не скажу! Ну зачем это мне, сами подумайте! Дочерью своей клянусь!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Не надо. Это бессмысленно.

В кабинете появляется Павел Павлович с подносом, на котором дымятся шесть чашечек кофе.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: а вот и кофеек! Прошу! (Наташе). Прошу, деточка… Ротмистр! Магистр, прошу вас… Вам приглянулась эта чашечка! Пожалуйста! Феликс Александрович! Я вижу, они вас совсем разволновали — хлебните черной бодрости, успокойтесь… Басаврюк, дружище, старый боевой конь, что ты забился в угол? Чашечку кофе — и все пройдет!

Обнеся всех, он возвращается к журнальному столику с оставшейся чашечкой и, очень довольный, усаживается в кресло.

Феликс жадно, обжигаясь, выхлебывает свой кофе, ставит пустую чашечку на стол и озирается.

Один только Павел Павлович с видимым наслаждением вкушает «Черную бодрость». Иван же Давыдович хотя и поднес свою чашечку к губам, но не пьет а пристально смотрит на Феликса. И Наташа не пьет: держа чашечку на весу, она внимательно следит за Иваном Давыдовичем. Ротмистр ищет, где бы ему присесть. А Курдюков у себя в углу уже совсем было нацелился отхлебнуть и вдруг перехватывает взгляд Наташи и замирает.

Иван Давыдович осторожно ставит свою чашечку на стол и отодвигает ее от себя указательным пальцем. И тогда Курдюков с проклятием швыряет свою чашечку прямо в книжную стенку.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (хладнокровно): Что, муха попала? У вас, Феликс Александрович, полно мух на кухне…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Князь! Ведь я же вас просил! Ну куда мы денем труп?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (ерничает): Труп? Какой труп? Где труп? Не вижу никакого трупа!

Наташа высоко поднимает свою чашечку и демонстративно медленно выливает кофе на пол. Ротмистр, звучно крякнув, ставит свою чашечку на пол и осторожно задвигает ногой под диван.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Ну, господа, на вас не угодишь… Такой прекрасный кофе… Не правда ли, Феликс Александрович?

КУРДЮКОВ: Гад ядовитый! Евнух византийский! Отравитель! За что? Что я тебе сделал? Убью!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Басаврюк! Если вы еще раз позволите себе повысить голос, я прикажу заклеить вам рот!

КУРДЮКОВ (страстным шепотом): Но он же отравить меня хотел! За что?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Да почему вы решили, что именно вас?

КУРДЮКОВ: Да потому, что я сманил у него этого треклятого повара! Помните, у него был повар, Жерар Декотиль? Я его переманил, и с тех пор он меня ненавидит!

Иван Давыдович смотрит на Павла Павловича.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (благодушно): Да я и думать об этом забыл! Хотя повар и на самом деле замечательный…

Феликс, наконец, осознает происходящее. Он медленно поднимается на ноги. Смотрит на свою чашку. Лицо его искажается.

ФЕЛИКС: Так это что — вы меня отравили? Павел Павлович?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Ну-ну, Феликс Александрович! Что за мысли?

КЛЕТЧАТЫЙ (благодушно разглагольствует): Напрасно беспокоитесь, Феликс Александрович. Это он, конечно, целился не в вас. Если бы он целился в вас, вы бы уже у нас тут похолодели… А вот в кого он целился — это вопрос! Конечно, у нас здесь теперь один лишний, но вот кого он считает лишним?..