Евгений Лукин: После нас - хоть потом

Вместо ответа старый колдун насупился и принялся одеваться.

- Ты куда? - всполошился Глеб.

- Пойду… учителя своего проведаю… - угрюмо отозвался Ефрем, влезая в ветхую шубейку из чебурашки. - Может, что присоветует…

- Так он у тебя… Жив?

- Живёхонек…

- А чего пешком? Проще ж через астрал!

- Ты б ещё «по телефону» сказал… - ощетинился кудесник. - Дело-то, чай, не шутейное…

Сердито ткнул клюкой - и в воздухе проявилось прозрачное мерцающее подобие извилистой пульсирующей кишки, один конец которой крепился под левым соском Глеба, а другой уходил сквозь стену к какой-то из четырёх стихий. «Пиявка».

- Только, слышь… - ворчливо предупредил старый чародей. - Оборвать - даже и не пробуй… Хуже будет…

Вернулся Ефрем - ещё мрачнее, чем уходил. Выпростал плечико из шубейки, хотел выпростать другое, но взглянул на ученика - и не поверил своим скорбным глазам. Прозрачный фосфоресцирующий рукав «пиявки» был окольцован этакой орбиталью, дрожащим смутным облачком, в котором старый колдун, вникнув, угадал зыбкого от проворства барабашку, упоённо пытающегося поймать себя за пятку. Сама кишка пульсировала теперь без содроганий, вполсилы.

Шубейка из Чебурашки со вздохом осела на пол.

- Ну ты даёшь… - только и сумел вымолвить Ефрем. Отшвырнул клюку и, не разуваясь, кинулся осматривать диво. Приспособление поражало простотой: зациклившийся барабашка (он же, выражаясь научно, вечный двигатель первого рода), вращаясь, создавал поле, значительно замедляющее утечку энергии.

- Молодец… Ай, молодец… - всплёскивая руками, приговаривал старикан, однако заискивающие нотки в его голосе выдавали, что хитроумное устройство почти ничего не меняет в отчаянном положении ученика. - Вот умелец! И догадался же…

- Да ладно тебе! - прервал его восторги Глеб. - Жить захочешь - ещё не то смастрячишь… Узнали, чья работа?

Увял колдун, погрустнел.

- Много там чего узнаешь! - с досадой бросил он опускаясь на табурет. - Проклятие - это тебе не порча. Кто угодно мог… по злобе…

- Никодим - мог?

- Да почему же нет! Тем более политик… Что-что уж проклинать…

- Значит, он, - приговорил Глеб и хмуро покосился на зыбкое кольцевое облачко. - Слушай, а если ещё пару барабашек добавить?

Колдун покряхтел, виновато развёл ладони:

- Думаешь, сила назад пойдёт? Не пойдёт, Глебушка. Вытекать, понятно, будет помедленней, а назад не пойдёт, нет… - Помялся и добавил: - Опять же: уменьшишь напор - в тебя тут же тонкие сущности полезут. Сейчас-то им против течения приходится, а так…

- Что хоть за сущности-то? - нервно сжимая и разжимая кулаки, осведомился Глеб. - К какой меня вообще стихии «прицепили»?

Кудесник смущённо кашлянул.

- К народной, Глебушка…

- Какой?

- К народной, - с неловкостью, словно прощения прося, повторил колдун. - Тут, видишь ли… Вообще-то считается, что стихий у нас четыре, а на самом деле пять…

Глеб недоверчиво покосился на учителя:

- А к какому народу? К нашему?

- Да к нашему, конечно, к баклужинскому… Всё, гад, рассчитал! Остальные-то четыре стихии в городе - слабенькие, травленные… в трубы загнанные, асфальтом крытые…

Глеб не слушал. Лицо у него было отрешённое и усталое: то ли сказывалась потеря сил, то ли тонкие народные сущности уже просачивались потихоньку в его душу.

Всю ночь, не прилёгши ни на минуту, провёл старый чародей у постели ученика. К утру вокруг призрачно мерцающей кишки стараниями Ефрема закрутилось три барабашки. И всё-таки жизненная сила слабыми толчками продолжала покидать тело Глеба.

Иногда казалось, что юноша уже не дышит.

Светало, когда он наконец открыл глаза и, уставившись незряче в потолок, проговорил, как в бреду:

- Систему пора менять…

- Да куда ещё менять, Глебушка? - кривясь от жалости, отвечал ему безутешный колдун. - Ты уж под этой пока полежи. Сам знаешь: больше трёх барабашек разом закручивать не след - пространство схлопнется…

Чело больного омрачилось.

- Я не про них, - сдавленно произнёс он. - Я про Баклужино. Прогнила система…

Лицо его уже не принадлежало этому миру.

Внезапно вскинулся, нашарил одежду.

- Да куда ты? Лежи…

Но удержать порченого не удалось.

- Пошли! - приказал Глеб, лихорадочно облачаясь в джинсы и куртку. - Там митинг на площади…

Явно был не в себе человек. Впрочем, бывают моменты, когда в хвором пробуждаются собачьи инстинкты - и лучше ему в этом случае не перечить: сам себе травку найдёт…

Учитель и ученик выбрались на улицу. С небес по обыкновению сыпалось чёрт знает что. Такое чувство, будто астральная живность, обитающая в облаках, окончательно отбилась в эту зиму от рук и вместо того, чтобы, как подобает, терпеливо собирать из ледяных иголочек сложные узорчатые снежинки, валяла в морозные дни какую-то труху, а в оттепель - бесформенные хлопья.